Дождь шел всю ночь. Тяжелые капли барабанили по крыше, стекали струйками по оконному стеклу. От дождя становилось еще тоскливее. Андрей вместе с товарищами по бараку не спал. Они сидели возле стола, окружив двух узников — Юрия Ломакина и Володю Коваленко. Их с вечера поместили в барак, а утром они должны были пойти на казнь.
Москвич Юрий Ломакин, русоволосый, плечистый, рослый, с большими глазами, с опаленными бровями и ресницами, старается быть веселым. Но на его шутки узники не реагируют.
— Я же еще не покойник. Что вы все такие пасмурные, словно мух наглотались? Я не хочу видеть печаль и траур. К чертям собачьим!
Его друг, сын тульского оружейника Володя Коваленко, невысокий, щуплый, похожий на подростка, с багровыми ожогами на лице, хмуро сидел рядом.
— Перед самой войной я собирался жениться, — сказал Ломакин. — Невеста моя живет в Москве, на Ленинградском шоссе. И если кому из вас удастся выжить, расскажите ей всю правду.
Юрий назвал ее адрес, пояснил, как найти квартиру, описал внешность девушки.
— Скажите ей, что любил я до последнего часа и с ее именем иду на смерть.
Андрей несколько раз повторил про себя адрес. Он мысленно поклялся, что, если уцелеет, обязательно разыщет эту девушку и выполнит последнюю просьбу товарища по неволе и борьбе. Бурзенко знал, что Юрия Ломакина и Володю Коваленко эсэсовцы привезли из филиала Бухенвальда — Мибау, который расположен в нескольких десятках километров от главного лагеря. Узников этого филиала заставляли работать на военном заводе фирмы «Сименс-Шукерт-Гальске», поставлявшем радиоаппаратуру. В Мибау подполыцики организовали массовый саботаж. Рискуя жизнью, портили электрорадиоаппаратуру для нового немецкого орудия «У-1», для легких танков «Голиаф» и «Лилипут». Особенно много вывели из строя радиооборудования для управления снарядов «Фау-1» и «Фау-2». Жители Лондона должны поставить памятник отважным русским солдатам. Сколько тысяч жизней они спасли!
Продукцию нескольких месяцев — триста радиоаппаратов — забраковали и вернули из Берлина. Из гестапо нагрянула специальная комиссия. Улики были налицо, и никто из подпольщиков не ждал от нацистов милосердия. Собравшись ночью на совет, пленники решили дорого продать свои жизни.
Утром, когда их, как обычно, пригнали на работу в цех подземного завода, они по цепочке передали решение своего центра, И в обед, по сигналу руководителя Федора Сгибы, триста русских солдат неожиданно набросились на своих угнетателей, связали мастеров, охранников, надсмотрщиков, облили их и оборудование бензином и подожгли.
Пожар охватил несколько цехов. Он бушевал три дня. В его огне сгорели также и триста героев, решивших лучше умереть, чем попасть в лапы гестаповцев.
На тушение пожара гитлеровцы бросили пожарные команды близлежащих городов и воинские части. Им удалось вытащить из огня нескольких русских пленников, в том числе Сгибу, Ломакина и Коваленко. Сгибу, после страшных пыток, повесили, а Ломакина и Коваленко привезли в Бухенвальд.
Глубокой ночью в барак пробрался Сергей Котов. Он долго беседовал с Ломакиным и Коваленко.
— Нам все равно крышка, — Юрий обратился к Котову, — дайте два ножа! Пусть все видят, как умирают русские.
Котов что-то сказал Мищенко, и тот ушел. Скоро Алексей вернулся и вытащил из-под полы два самодельных кинжала.
У Ломакина засветилось лицо. Он провел пальцами по лезвию:
— То, что надо!
Бурзенко сидел рядом и, не отрываясь, следил за Ломакиным. «Если придется умирать, — думал он, — я тоже буду вот так, как Юрий!»
— А как вы тут живете? — спросил Ломакин Котова. — Я первый раз в главном лагере.
Котов рассказал о подвиге Григория Екимова, о его мужестве и стойкости.
— Постой, постой, — Юрий остановил его. — Ты говоришь о Екимове? А разве он жив?
— Был жив.
— Его звали Григорием?
— Да. Ты его знал?
— Нет. Но слышал о нем.
— Это был настоящий герой!
— Еще бы! — воскликнул Ломакин. — Он вел себя, как подобает Герою Советского Союза.
— Да, за такие дела следует награждать званием Героя.
— Почему следует? — Юрий удивленно поднял опаленные брови. — Он и был Героем Советского Союза.
Узники поразились. Это было для них открытием. Андрей подался вперед. Неужели Григорий был Героем? Он об этом никогда не говорил.
Ломакин рассказал все, что знал о Екимове. Летом 1944 года, незадолго до пленения, он читал Указ Верховного Совета о присвоении старшему сержанту Григорию Екимову звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда.
— В нашей фронтовой газете «В бой за Родину» о нем много писали, — добавил молчавший до сих пор Володя. — Даже стихи.
— Ты прочти их, — сказал Юрий. — Эти стихи Володя, часто читал в нашем лагере.
Коваленко встал. Юношеское лицо его стало еще суровее: