Рис

Та, растерявшись, не знала смеяться ей или рыдать. Най Фан выросла в доме богатого гробовщика и была избалована легкой, ничем не стесняемой жизнью. Едва объявившись в лабазе, Най Ф ан от всего воротила свой нос, презирая всех новых родных, в том числе и супруга.

Чай Ш эн после свадьбы не думал менять своих праздных привычек. Схватив наудачу попавшийся п од руку домик сверчка, он ни свет ни заря уже мчался в проулок Сверчковых Сражений уверенный, что в этот раз, он и вправду сжимает под мышкою самого лютого в мире бойца. По ночам обитатели глиняных домиков – красных и желтых, различных размеров и форм – громоздившихся под брачным ложем Чай Ш эн’а с Най Ф ан, оглашали покой хаотичными трелями. Первое время Най Ф ан находила их пенье забавным. Но вскоре ночные концерты терпеть уже не было сил. Встав средь ночи, Най Ф ан принял ась открывать за жилищем жилище, и вскоре прыгучие твари скакали по всей комнатушке. Най Ф ан, распаляясь, схватилась за тапку. Когда благоверный проснулся от мерных ударов, весь пол был усеян останками мертвых сверчков. Чай Ш эн чуть не свалился с кровати.

– Прибить тебя мало! – вопил ошалевший супруг, со всей мочи дубася Най Ф ан кулаками.

Най Ф ан, «опасаясь потери опухшего, в синих разводах лица», не решилась явиться в родительский дом.

– Твой сынок человек или, может, скотина? – она попеняла Ци Юнь на свои синяки. – Из-за пары сверчков так меня разукрасить.

– Промой свою пасть! – раздраженная дерзкою речью Ци Юнь не взглянула на раны невестки. – Знать, было за что. Я ему не судья. Твой мужик, с ним сама разбирайся.

Най Ф ан, «попав носом в золу», чертыхаясь, отправилась в спальню:

– Его защищаете? Будете молча смотреть, как меня будут бить? Мы посмотрим, кого кто добьет в вашем драном лабазе.

С тех пор что ни день Най Ф ан лаялась с мужем, и прямо на ложе ночною порой иногда разгорались побоища. Тихо ругаясь, внимала их воплям заткнувшая уши Ци Юнь. Не желая встревать, пропускали их выкрики мимо ушей Сюэ Ц яо с Ми Ш эн’ом. Когда же в лабаз, наконец,  заявился У Л ун, Най Ф ан, преградив свёкру путь, предъявила ему, как неделю назад предъявляла Ци Юнь, свое страшное, в кровоподтеках лицо. Глянув м ельком на ссадины и синяки, тот брезгливо поморщился.

– Целыми днями вне дома кручусь, чтобы вас приодеть, чтобы вас накормить. А ты п уком вонючим меня донимаешь? – У Л ун отпихнул её прочь. – Нет мне дела до ваших пиписькиных дрязг.

Среди ночи лабаз огласили истошные крики Най Ф ан, поминавшей одну за другою все язвы семейства. С засовом в руках за ней бегал по комнате голый Чай Ш эн. Най Фан спряталась от разъяренном мужа под ложем и там продолжала орать:

– Твоя тетка – дешевая шлюха. Отец одноглазый «людей косит как коноплю». Хромой братец сестру придушил. Все уроды!

Тут скрипнула дверь.

– Ну-ка вытащи бабу свою, – на пороге стоял потемневший от злости У Л ун.

Чай Ш эн выволок из-под кровати Най Ф ан. Та, увидев У Л ун’а, сжимавшего наполовину завернутый в тряпку предмет, онемела от ужаса. Прямо в лицо ей смотрел полированный ствол настоящего маузера.

– Ты права. Для меня человека убить, что травинку скосить. Пусть и с глазом одним, но я стреляю метко.

У Л ун перевел ствол на тусклую лампу. Раздался хлопок. Повалил едкий дым. Разлетелись осколки стекла.

– Снова б удешь охальничать, срам твой собакам скормлю, – задрав ногу в сверкавшей во тьме белоснежного шелка штанине, У Л ун дал Чай Ш эн’у пинка. – Отдери свою бабу. Чем жестче пропрёшь, тем покладистей будет. Все бабы дешевки.

Най Ф ан, чуть живая от страха, беззвучно осела на п ол.

– Испугалась? – Чай Ш эн подхватил жену п од руки и перенес на кровать. – Меня можешь ругать-поносить, но не трогай отца. Всем известно, он «злобен душою, рукою тяжел». Разозлишь его, ладно бы ты, даже я могу пулю отведать.

Най Ф ан, словно рыба на суше, хватала ртом воздух:

– Скоты! Что один, что другой.

Отвернувшись к стене, она сжала свой палец зубами. Под ухом храпел погрузившийся в дрему Чай Ш эн. За окном раздавался то близко, то вновь далеко перестук колотушки. Родители, выдав её в этот чертов лабаз – размышляла Най Ф ан – допустили просчет недостойный прощения: вс яее ж изнь с этих пор превратилась в один беспросветный кошмар.

Вверх по реке поднимались груженные солью, промышленным маслом и хлопком суда. Меж шпанг оутов, в темных углах зачастую таилось оружие, порох и опиум – груз для Портовой Братвы. Вместе с грузом суда доставляли известия. Как-то У Л ун, надзиравший в порту за разгрузкой товара, услышал:

– В Шанхае на скачках убит Лю Пи Цз и. Семь раз в сп ину ножом. В луже крови издох. Фотографии тела на первых страницах газет. Шум и гам по всей Набережной [31].

– Посмотрите, почтеннейший Лун, – ему дали газету. – Вам больше не нужно его опасаться.

Бесстрастно взглянув на нечеткий засвеченный снимок, У Л ун бросил в реку листки:

– Я газеты терпеть не могу: от них краской воняет.