Для Обера, автора труда по истории ранней администрации Ришелье, кардинал был подобен факелу, сжигавшему себя, служа другим. Он любил государство больше, чем собственную жизнь. Чувствительный по природе, он выказывал сострадание французскому народу, в то же время способствуя возрастанию величия Людовика XIII в стране и за ее пределами. Отец Гриффе (1758) тоже отмечал черты святости в личности кардинала. Мы обязаны ему рассказом о том, как Петр Великий посетил гробницу Ришелье. Подойдя к памятнику, он воскликнул: «Великий человек, будь ты сегодня жив, я сразу бы отдал тебе половину моей империи, при условии, что ты научишь меня, как управлять другой ее половиной». Для Мишле (даже для него!) суетный земной гений кардинала был сравним с небесным видением Галилея. Он был «самым важным человеком своего времени», успешно противостоящим мрачным силам ультрамонтанов. Но лишь вслед за Наполеоном репутация кардинала как основателя французского абсолютизма нашла свое признание. Для Ж. Кайе (1860) в качестве администратора он был не менее важен, чем в качестве государственного деятеля. Его «могучий гений» дал толчок творческим силам французской нации, которые, будучи прежде либо сдерживаемы, либо дезориентированы, стали близки к тому, чтобы совершить чудеса. Ничто в оценке Каве не производит более сильное впечатление, чем вид Ришелье, отдающего каждый миг своей жизни, отвоевывая его у сна и смерти, делу величия Франции. В сущности, та же самая точка зрения нашла отражение в первом томе огромного труда Аното (1893): «Он посвятил себя великой задаче: достичь полного единства Франции посредством окончательного утверждения абсолютной власти короля и разрушению Испанского дома. Он жил лишь ради этого». В конце XIX века успехи и неудачи внешней политики Ришелье стали предметом дискуссий в свете поражения Франции в войне с Пруссией в 1871 году и потери ею Эльзас-Лотарингии. В то время как немцы обвиняли его в неспровоцированной агрессии, французы заявляли, что он лишь дал Франции ее «естественные границы».
В 1932 году французский дипломат, граф де Сент-Олер ответил на уничтожающий приговор, вынесенный Беллоком кардиналу. С его точки зрения, Ришелье, далекий от того, чтобы дать свободу силам тьмы в Европе, открыл век возрождения, уверенности, безопасности и величия Франции. Вестфальский мир[87] спас европейские свободы вольности, и кардинал использовал абсолютизм только как способ, навязанный ему силой обстоятельства, а вовсе не как догму; он укрепил, где это только было возможно, старинные учреждения. Он был одним из пророков человечества. Век диктаторов не пожалел похвал Ришелье, о которых он мог бы только мечтать. «Ему, — пишет Байн (1934), — обязаны блестящей славой французские монархи XVII и XVIII веков. Мы не можем отыскать в истории прошлого другой пример столь быстрого и великолепного национального возрождения. В настоящее время лишь фашизм может подарить нам подобные достижения».
Даже сегодня историку трудно прийти к беспристрастной оценке Ришелье. Потому что он обладал выдающимися качествами, но также и огромными недостатками. Он был умным, находчивым, целеустремленным, энергичным, культурным и набожным человеком, но в то же время ненасытным честолюбцем, тщеславным, безжалостным, корыстолюбивым, мстительным и подчас бессердечным созданием. Его политика так же крайне противоречива. В то время как внутри страны он сокрушил гугенотов, лишив их военных и политических привилегий, за границей он выступал в союзе с протестантскими державами против католического дома Габсбургов. Это навлекло на него обвинение в беспринципности или в том, что он политические интересы ставил выше интересов религии. Но сам он, вероятно, не согласился бы с таким различием, так как считал французскую монархию избранной самим Богом для того, чтобы принести тишину и спокойствие в христианский мир. С другой стороны, Габсбурги, по его суждению, попросту использовали религию как предлог для порабощения Европы. Он рассматривал свой союз с иностранными протестантскими державами лишь как средство, с помощью которого Франция может более легко исполнить свою священную миссию.