Ришелье

Эта сумма также делится: 1 400 000 ливров, уступленных домену; 2 000 000, как минимум, — стоимость Пале-Кардиналь, подаренного Людовику XIII; около 1 700 000 — содержание дворца; 1 400 000 ливров ушло на разрушение особняка Силлери, чтобы закончить площадь Пале-Рояль; 750 000 ливров бриллиантов — среди которых знаменитый «Ришелье» стоимостью 300 000 — завещанных королю; 1 500 000 ливров наличности. Все вместе составляет 7 490 000 ливров, из которых 1 035 000 ливров составляют долги кардинала короне.

Капитал в данном случае является очень важным. Доходы от него и доходы Его Высокопреосвященства росли. Накануне его смерти они составляли 930 000 ливров. В качестве министра Ришелье получал 40 000 ливров. Его губернаторства приносили ему около 90 000 ливров. Доход от адмиральства, хотя и снизившийся, принес в 1642 году 89 000 ливров. Но самый большой доход (больше, чем земли и ренты) приносили бенефиции, составлявшие самую большую часть доходов кардинала: 318 360 ливров, как сообщает Бержен.

Этот автор настаивает на «контрибуции Церкви». Он не ошибается, но во Франции, относящейся к конкордату, бенефиции принадлежали вовсе не Риму, они находились в ведомстве короля. Жозеф Бержен, скрупулезно восстановивший «охоту за бенефициями», которую вел и в которой добился успехов Ришелье, был по-настоящему шокирован поведением своего героя. Эта охота предшествовала добыванию кардинальской шляпы. Ришелье коллекционирует комменды по всему королевству, изображая реформатора религиозных орденов, но никогда не пренебрегая материальным аспектом дела. Теоретически он трудится во славу Господа: «Я желаю увеличить свои бенефиции настолько, насколько это возможно, путями, выгодными Церкви, дабы те, кто придет после меня, имели повод за меня помолиться!» На практике он повышает свои ренты, деля на участки церковь, деля на участки Францию, приумножая свои источники наблюдения и осведомления.

Когда он оставляет Люсон в 1623 году, он передает его своему преемнику «на драконовских условиях». Затем он выискивает пребенды, завладевает ими, пользуется, передает другим, когда считает это выгодным. В 1642 году, после более чем двадцатилетних изнурительных переговоров, строгого управления, выгодных уступок (не говоря о дарах короля), министр-кардинал обладает коммендами с пятнадцати аббатств и четырех приорств. Авторы, сегодня представляющие Ришелье честным богословом, — не забыли ли они о его многочисленных пребендах?

Протестанты полагают, возможно оправданно, что покупка церковных бенефиций является симонией. «Симонией занимается тот, — писал Фюретьер, — кто покупает бенефиции или что-то священное за деньги». Страстный бенефициарист, Ришелье также не избег этого обвинения. Когда «Всемирный словарь» (1690) заявляет: «Две бенефиции под одной крышей несовместимы, множество бенефиций опасно», он гораздо ближе к заветам Тридентского собора, чем Ришелье, автор признанного катехизиса и кардинал Святой церкви.

Но стоит вспомнить, что большинство бенефиций этой странной коллекции были дарами короля. Таковы «пять больших аббатств», подаренных в комменду и упавших в его мошну в одном только 1629 году, потому что Людовик XIII пожелал «вознаградить с беспрецедентной пышностью» счастливца, ответственного за взятие Ла-Рошели.

Нельзя закончить эту главу, не упомянув Мазарини, «дофина» и преемника Ришелье. Этот последний также не замедлит показать себя «ненасытным и корыстным» в области сбора бенефиций, которые начнет набирать после Фронды. И тот же Мазарини составит состояние, почти вдвое большее состояния Ришелье: 38 000 000 против 22 000 000. Тем не менее, так ли дорого заплачено за Эльзас и Артуа, коллеж Четырех наций, Руссильон и Сердань? Оставляем это на суд читателя.

ПОПЫТКА ПОРТРЕТА

Подобное величие его замыслов, такая искусность в их выполнении должны заглушить обычную злопамятность и воздать его памяти похвалы, которых она, безусловно, заслуживает.

Ларошфуко

Все его пороки были пороками, с легкостью заслоненными его великой судьбой, поскольку они являлись пороками, которые могут лишь служить орудием великих добродетелей.

Кардинал де Рец

С расстояния в 360 лет, после стольких поисков, трудов, уточнений, хвалы и критики, можем ли мы наконец понять и описать Ришелье? Судить о человеке за рамками произведения? Хотелось бы попытаться; но понадобится большая смелость, чтобы решить, подобно кардиналу де Рецу, что он «возможно, самый умный человек своего времени» (Клебер Гаэданс). Написанный де Рецем портрет министра-кардинала не имеет ни единой морщины. Это «шедевр глубокой и жестокой психологии». Можно было бы даже добавить: жестокой, но достоверной, а также: жестокой и, однако, восхищенной.