– Орричетти уже ответил за свои грехи, – сказал Джек и сообщил, что произошло. – Когда я думаю об этом, мне приходит на ум, что свершилось поэтическое правосудие, – добавил он после минутной паузы. – Из письма, которое ты мне дала, я понял, что он убил Стефано с помощью болиголова, растительного яда. А бак сделан из деревянных досок. Жаровня под баком нагревает его содержимое почти до кипения, а вы знаете, какая густая и тягучая бывает смола, когда разогреется. К тому времени, когда ночной караульный вернулся с помощниками и мы смогли выудить его оттуда…
Замолчав, он пожал плечами.
Алессандра несколько мгновений раздумывала над его словами, пытаясь осознать их.
– Пожалуй, мне следовало бы пожалеть его, ведь его постигла такая ужасная смерть, – сказала она наконец. – Но вынуждена признаться, что испытываю только облегчение. Облегчение, вызванное тем, что этот человек больше никогда не сможет манипулировать чьей-либо жизнью.
– Никто и никогда больше не сделает тебе ничего плохого, Алессандра.
Джек взял ее лицо в ладони. Они были исцарапаны и покрыты песком, однако твердые и нежные.
В Джеке это не было противоречием. Сунув руки в карманы сюртука, Марко принялся насвистывать мелодию из «Женитьбы Фигаро» Моцарта.
– Пойду-ка я прогуляюсь, – сказал он.
Как только Марко ушел, Алессандра не услышала, а почувствовала, что Джек смеется – он щекотал ей ухо.
– Этому повесе повезло, что он искупил свою вину, – сказал он. – Иначе бы ему несдобровать.
– Мужчины могут быть такими высокомерными, такими раздражающими, – промолвила Алессандра.
– Надеюсь, это ты не обо мне?
– Нет, что ты. Тебя я бы назвала артистичным… – Она провела пальцем по его исцарапанному подбородку. – И еще альтруистическим. И ду-у-ушевным.
– Знаешь, мне вдруг показалось, что ты хочешь сказать, что я «ду-у-урацкий». – Он нежно поцеловал ямочку на ее шее. – Какими только плохими словами ты не называла меня, когда мы впервые увиделись.
– Таким большим черным дьяволом.
– Да нет, «большой черный дьявол» – это еще не самое худшее из них, – с усмешкой напомнил ей Джек.
Алессандра обвила руками шею Джека и прижала его к себе. Она услышала, как спокойно и уверенно бьется его сердце, и это наполнило ее искрящейся радостью.
– Ты напугал меня, – прошептала она. – После бегства из Италии я решила держаться подальше от мужчин. Но ты разбудил во мне чувства, о существовании которых я не осмеливалась признаться даже самой себе.
– Какие чувства, Алессандра? Будем играть еще в одну словесную игру?
Она почувствовала, что губы ее дрожат.
– Хочешь, чтобы я сказала о них вслух?
Алессандра все еще не решалась признаться ему в любви.
– Мне бы хотелось знать, Алесса, есть ли у меня надежда уговорить тебя рискнуть и еще раз попытаться вступить в брак? Я понимаю, что твой опыт общения с мужчинами заставляет тебя осторожничать. Но я не такой, как они, я другой, поверь…
– Наверняка ты знаешь, что очень нравишься мне, – проговорила Алессандра.
– Только нравлюсь? Черт возьми, я бы не сказал, что жаждал услышать именно это.
Алессандра судорожно сглотнула.
– Нет, я говорю о любви. Я люблю тебя, Джек. Люблю до боли. Но вряд ли я понравлюсь твоему отцу. Я ведь не наивная девочка, а вдова, да еще с ребенком. Иностранка, имеющая собственные понятия о женской независимости и интеллекте.
– Но ведь тебя зовет в жены не герцог Ледьярд, – пожал плечами Джек, – а Джеймс Джекхарт Пирсон. Но возможно, у тебя есть причины сомневаться во мне. У меня нет титула, и я не очень богат.
– Что такое титул? Всего лишь цепочка из букв, не более того, – ответила Алессандра. – Титул не имеет никакого отношения к самому человеку, один только титул ничего не говорит о мужчине. А деньги… Видишь ли, я богата. Очень богата.
– Да, это мне известно. Должен признаться, что именно твои деньги заставили меня хорошенько подумать, прежде чем делать тебе предложение.
Маркиза почувствовала, как у нее что-то шевельнулось внутри.
– Но после долгих раздумий я все же решил предложить тебе руку и сердце невзирая на твое состояние. Я прошу тебя стать моей женой не из-за твоих денег, Алессандра.
Сквозь слезы она увидела его точеный профиль, четко выделявшийся в темноте на фоне лунного света.
– Ты нарисовал слишком льстивую картину, – прошептала Алессандра.
– Это потому, что я ослеплен любовью, – рассмеялся Джек.
Она заморгала, чтобы соленые капли упали с ее ресниц.
– В таком случае даже не открывай глаза.
Джек поцеловал свою Алессу и так нежно обнял, что у нее подогнулись колени. Их тела слились воедино, и так они стояли, поддерживая друг другу, а спящие в гавани суда пели им серенады.