Читаем Рискованная прогулка полностью

Птичьей дрожи полным-полно,

Будто смотрит со дна колодца

В занавешенное окно.

Мёртвым звёздам снится немного

И одно и то же всегда:

Нарисованная дорога,

Перевёрнутая вода,

Старый дом с кривыми углами,

Где вот-вот закроет глаза

Жизнь, завязанная узлами —

Воспалённая железа.


ВЛАДИМИР БУЕВ

То потухнет, то разожжётся,

То погаснет опять, то сгорит.

Так душа у поэта рвётся:

Витаминов в ней дефицит.

Россыпь звёзд показала изнанку:

Не щадя своего живота,

В воду плюхнулись. Спозаранку

Им могилою станет вода.

Отраженья в природе разлиты:

Двойники, тройники, все дела —

Перевёрнуты, но не разбиты

Зеркала, зеркала, зеркала…


***

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Снежной весны столица, каменное жнивьё,

Нужно развоплотиться, чтобы забрать своё.

Строятся гороскопы, слышатся голоса,

Телефонные тропы тянутся в небеса,

Где по тропе мороза катится агрегат,

Серебро и глюкозу рассыпая подряд.


ВЛАДИМИР БУЕВ

Сложно в Москве пробиться, заняты все места.

Впрочем, в любых столицах нет для сверчка шеста.

Люди кружком теснятся, вверх закатив глаза.

В блюдца упёрлись пальцы, вздрагивают уста.

Вот уже дух явился, с миром иным контакт

Тут же установился. Справился агрегат!

По телефонным тросам смог я наверх пролезть.

Так миражи наркоза на кол заставят сесть.

***

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Сказка

В одном далёком городке гора приставлена к реке

И смерть невдалеке

Её не бойся – это твой передовой городовой

Единственный конвой

Он отведёт тебя туда где камень есть и есть вода

Но нету и следа

От рек и гор и городков а только море огоньков

Над полем облаков


ВЛАДИМИР БУЕВ

Где сказка, там и быль

В селе прожить не все хотят из-за коров и поросят

К хлевам приговорят.

Но ты впрягайся – это хлеб для тех кто креп фанатик скреп

И кто любитель реп

Село – природная среда кругом чистейшая вода

Наплюй на города

Река и горы и овраг но городских тут нету благ

Для сельских бедолаг


***

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Пели-спали, где только придётся, водку в ступе любили толочь.

Но не пьётся уже, не поётся, и не спится в холодную ночь:

Жизни жалко и жалко собаки, остального не жалко почти

В подступающем к сердцу овраге, у большого ненастья в горсти.


ВЛАДИМИР БУЕВ

Тили-тили (не тесто с невестой), трали-вали (прошли это все):

Водку в ступе мололи совместно, языками мололи эссе.

А потом изменили порядок. Не порядок, а слово одно.

Водку стали толочь без загадок, языками – толочь молоко.

Спились-съелись, в Корее пожили. Жаль с тех пор горемычных собак.

Шерсти горсть в чутком сердце хранили, надо клок этот съесть натощак.

Тили-тили, опять проходили, трали-врали, как все хвастуны.

Не поётся, но пить не забыли – так в ненастьях живёт полстраны.

***

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Девятый класс

Где у подъезда толкотня и тёмный лес тяжёлых рук

Там ждут надеюсь не меня я слабый враг неверный друг

Качели, горки, гаражи – темны распятья во дворах

Попойки, драки, грабежи ты прахом был и станешь прах

А дома книжная тюрьма обойный клей колода карт

Уйти в бега, сойти с ума советует лукавый бард

Но нет надёжнее пути сквозь стыд и срам чужих дворов

Чем сон-травою прорасти не оставляющей следов

А в небе ледяной металл и если лечь лицом в бетон

Увидишь то что так искал – свой неразменный миллион…


ВЛАДИМИР БУЕВ


Школьник

Я перед выходом во двор в два раза делаю острей

Свой бдительный орлиный взор, иначе шанс поймать люлей

От гопоты имею враз, от этих мрачных забияк

Ершистых наглых злых зараз, я жуть боюсь пацанских драк

Все норовят достать кулак, поставить мне большой синяк

Да я слабак ну пусть слабак, и я не то чтобы смельчак

Но и не трус, ну пусть боюсь, и потому не оступлюсь

Я дома в угол свой забьюсь, на чтенье книжек навалюсь

Колоду карт в пасьянс сложу – всё тренировка для ума

Зато в штаны не наложу, и теоремою Ферма

Прозабавляюсь вечер весь, ботаник я, мне стыд и срам

Вдыхаю клей как будто взвесь не веря собственным слезам

Дурманы в сером веществе мотив подарят просиять

Свалиться мордой в оливье и рубль последний разменять.


***

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Это новая песня на старый лад,

на зубок её брали и там, и тут:

из живущих каждый не виноват,

виноватые вниз головой цветут.

Они камни колышут на площадях,

иногда приснятся, как зимний лес,

где деревья чёрные все в гвоздях

(но иных не встретишь ни там, ни здесь).

Они тоже хотели из общих зол

выбрать меньшее, стать серебром планет…

Опустили сердце в густой рассол,

позабыли на девяносто лет.


ВЛАДИМИР БУЕВ

Посидеть на двух стульях не всякий рад,

понимая последствия там и тут:

можно выйти оттуда в Эдемский сад

или выбрать совсем иной маршрут.

Те, кто жив – обыватели хоть куда:

приспособились через камни шагать.

На чужие кто умышлял места,

тот готов рассвет на ветвях встречать.

Заколышутся камни на площадях,

на ветвях закачаются булки враз —

и окажутся новые на гвоздях:

годы прежние выползут напоказ.


***

МИХАИЛ ГУНДАРИН


В Транквилиуме этом, Тропарёво,

ещё при позапрошлом короле,

едва сопротивлявшееся слово

полнеба мы тащили на пиле.

Усохли дни, зато набухли ночи,

ни слов, ни пил. И, честно говоря,

сегодня даже небеса не очень

подходят для тасканья словаря.

Бог в помощь нам, дельцам и дилетантам,

катящимся с невидимой горы —

ладони добродушного гиганта.

Теперь и это в правилах игры.


ВЛАДИМИР БУЕВ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зеленый дом
Зеленый дом

Теодор Крамер Крупнейший австрийский поэт XX века Теодор Крамер, чье творчество было признано немецкоязычным миром еще в 1920-е гг., стал известен в России лишь в 1970-е. После оккупации Австрии, благодаря помощи высоко ценившего Крамера Томаса Манна, в 1939 г. поэт сумел бежать в Англию, где и прожил до осени 1957 г. При жизни его творчество осталось на 90 % не изданным; по сей день опубликовано немногим более двух тысяч стихотворений; вчетверо больше остаются не опубликованными. Стихи Т.Крамера переведены на десятки языков, в том числе и на русский. В России больше всего сделал для популяризации творчества поэта Евгений Витковский; его переводы в 1993 г. были удостоены премии Австрийского министерства просвещения. Настоящее издание объединяет все переводы Е.Витковского, в том числе неопубликованные.

Марио Варгас Льоса , Теодор Крамер , Теодор Крамер

Поэзия / Поэзия / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Стихи и поэзия
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература