Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни

Вообразите всю абсурдность ситуации: арабские страны побуждают палестинцев воевать за их принципы, при этом арабские монархи сидят в устланных коврами безалкогольных дворцах (с холодильниками, набитыми безалкогольными ферментированными напитками вроде йогуртов), а люди, следующие советам монархов, живут в лагерях для беженцев. Если бы палестинцы успокоились в 1947 году, они жили бы сейчас куда лучше. Но арабы хотели вышвырнуть евреев и новых крестоносцев в Средиземноморье; арабская риторика шла от арабских партий, которые за сотни и тысячи миль вещали о «принципах», пока палестинцев переселяли – и они жили в палатках. Потом была война 1948 года. Если бы палестинцы успокоились тогда, ситуация устаканилась бы. Но нет, речь ведь шла о «принципах». Потом была война 1967 года. Теперь палестинцам кажется, что они будут счастливы, если отвоюют территории, потерянные в 1967-м. Потом, в 1993 году, было мирное соглашение в Осло, спущенное сверху. Бюрократические чернила мира не приносят. Тот, кто хочет мира, делает так, чтобы народы торговали друг с другом, как они поступали тысячи лет. В конце концов они вынуждены будут что-то придумать.

Обычно мы склонны к сотрудничеству – если на нашем пути не становится госаппарат. Я предполагаю, что если платить доброхотам из Госдепа за керамику, глиняные горшки и все то, что люди с низким тестостероном делают на выходных, мира на земле будет больше.

Более того, эти люди привыкли видеть во всем геополитику: планета поляризована, есть два больших игрока, а не сборище людей с разнообразными интересами. Чтобы досадить России, Госдеп должен длить войну в Сирии бесконечно; на деле он наказывает только сирийцев.

Мир, навязанный сверху, отличается от настоящего: посмотрите на Марокко, Египет и – в какой-то степени – Саудовскую Аравию: во всех этих странах при более-менее откровенно произраильских правительствах (с холодильниками, набитыми безалкогольными ферментированными напитками вроде йогуртов) местное население столь же откровенно ненавидит евреев. Сравните ситуацию с Ираном, население которого – точно прозападное и толерантно к евреям. Однако люди без шкуры на кону, слишком много читавшие о Вестфальском мире (и недостаточно – о сложных системах), все еще настаивают на том, что отношения между народами равны отношениям между правительствами.

Марс против Сатурна

Если вы вообще ничего не понимаете в проблеме (как вашингтонские мудрецы) и не ставите шкуру на кон, все видится сквозь призму геополитики. Для невежественных мудрецов формулы просты: Иран против Саудовской Аравии, США против России, Марс против Сатурна.

Помню, во время Ливанской войны я заметил, что местный конфликт превратился в проблему «Израиль против Ирана». В «Черном лебеде» я писал о военных журналистах, которые приезжали в Ливан, получив всю информацию от других военных журналистов, которые приезжали в Ливан; немудрено, что они жили в параллельном мире, даже не видя настоящих проблем – отсутствие шкуры на кону искажает информацию чудеснейшим образом. Но для нас, жителей Ливана, цель была сделать так, чтобы война кончилась, чтобы мы жили нормальной жизнью и не приносили себя в жертву геополитике. Живых людей интересуют точки соприкосновения и мир, а не конфликты и войны.

Давайте теперь посмотрим на историю, как она есть, в противовес тому, какой ее видят «интеллектуалы» и институции.

Куда делись львы?

Сочиняя «Антихрупкость», я провел какое-то время в заповеднике в Южной Африке: до обеда ездил на своего рода сафари, после обеда прилаживал главы книги друг к другу. Я поехал в заповедник, чтобы «посмотреть на львов». За неделю я увидел одного льва, и это было такое крупное событие, что возникла пробка – туристы съезжались из всех соседних гостиниц-кемпингов. Люди кричали «куру» (на языке зулу) так, будто нашли золото. Между тем, совершая ежедневно две неудачные поездки в поисках львов, я видел жирафов, слонов, зебр, кабанов, чернопятых антилоп, еще антилоп, снова антилоп. Все остальные, как и я, искали «куру», а находили мирных животных; парень из ЮАР, машину которого мы встретили посреди саванны после обычного зрелища скучных (и скучающих) зверей, указал пальцем на холм и пошутил: «Слушайте, мы видели двух жирафов и трех антилоп – вон там!»

Оказалось, что я совершил ту же самую ошибку, о которой предупреждаю в этой книге, – спутал сенсацию и эмпирику: по сравнению с условно сотрудничающими животными, хищников – очень и очень мало. Наш лагерь в заповеднике располагался вблизи водопоя, после обеда туда сходились сотни животных разных видов, очевидным образом ладившие друг с другом. Однако из тысячи увиденных мною зверей в памяти остался лишь образ царственно спокойного льва. В разрезе риск-менеджмента, может, и имеет смысл переоценивать роль льва – но интерпретировать схожим образом мировые события нельзя.