А меня распирало! Новый полноценный мир открылся мне! Раньше мне казалось, что счастье заключается в любви и развлечениях, в общении с друзьями и путешествиях, в активной жизненной позиции, самореализации, карьере. Теперь я ощутила, что счастье – это мой ребенок, что у счастья есть воплощение, есть рост и вес. Счастье – это рожденное мною дитя. Совершенный живой механизм, усердно сопящий и сосущий собственный крошечный кулачок, развился во мне! Я его производитель! Это сложно объяснимое ощущение чуда несколько месяцев переполняло меня. Правильно говорят, таинство рождения: не было человека и уже есть, с характером, судьбой, своим местом в мире! Смотришь на ребенка и недоумеваешь: откуда взялся, утром же еще не было? Чудо. Оказывается, я жила для того, чтобы родить его, и в этом весь смысл. Моя жизнь теперь оправдана тем, что я родила человека. Можно умереть хоть сейчас или не совершить ничего замечательного в жизни, все равно жизнь уже была дана мне не зря только потому, что я дала жизнь человеку.
Мне стало ясно, что встретились мы с Игорем, чтобы родился наш сын, что благополучие нам дано, чтобы у ребенка было детство и образование определенного уровня. Наш уровень определял его уровень. Наш сын, не только мой, наш!
Меня навещали родные, я всех замучила:
– Вы что, не видите, что Герман самый необыкновенный и красивый ребенок?
– Конечно, Марточка!
– Почему тогда сами не говорите об этом, почему надо спрашивать? – возмущалась я.
Видимо о моих претензиях среди родных стало быстро известно и все наперебой стали хвалить Геру и меня заодно.
К концу выписки мне уже не терпелось оказаться дома, чтобы остаться с Игорем вдвоем и наслаждаться своим маленьким счастьем.
Для меня начался сумбурный и суматошный период, когда не понимаешь, день сейчас или ночь. Но мне все было в радость, а усталостью я даже поначалу хвасталась, вот, мол, дошла и до меня очередь страдать от лучшего мучителя на свете. Это потому, что я была окрылена своим счастьем. Почему мне казалось, что и Игорь, и все остальные должны быть также счастливы появлением малыша и ничем больше не интересоваться?
Я тащила молодого папу восторгаться пальчиками или носиком сына, звала посмотреть, как он ест, спит, смешно гримасничает. Игорь сдержанно улыбался:
– Да, прикольно.
– Возьми его, подержи, он такой славный!
– Потом, сейчас я есть хочу.
– Ути-пути, папочка кушать хочет! Сейчас мы положим мальчика в кроватку и пойдем кормить кормильца, – говорила я малышу.
Игорь морщился:
– Не сюсюкай, Март, неприятно. И почему ты стала говорить «мы» вместо «я»?
– Не знаю, само получается. Наверное, я себя от Герочки не отделяю.
Я не сразу заметила, что Игорь избегает ребенка и недоволен моей поглощенностью им. Я ожидала, что мы будем выхватывать Геру друг у друга из рук, что каждый будет норовить побыть с ним как можно дольше другого, что мы залюбим сына до невозможности, а заодно и друг друга будем душить в объятиях от избытка любви и счастья. Что мы будем вместе гулять с коляской, показывая друзьям свое сокровище, что Игорь будет звонить мне с работы и интересоваться, как ведет себя наш мальчик, хорошо ли ел и сладко ли спал. Поначалу я по инерции своих ожиданий видела в любом обращении Игоря ко мне его интерес к сыну и начинала докладывать о достижениях пройденного дня. Игорь натянуто улыбался, явно ждал, когда я иссякну, начинал говорить о своем. Я стала трезветь и была неприятно удивлена тем, что Игорь
Каждый из нас открывался с неожиданной стороны и давал повод для недовольства и обид другого. Но тревога тогда была еще смутной, облечь ее в конкретные слова было затруднительно, да и прозвучали бы они слишком резко, потому что все только начиналось и могло закончиться без дальнейшего развития. Мы не знали, во что это может развиться, что нас ждет.
В итоге долгожданное материнство оказалось для меня счастьем, смешанным с горечью в пропорции один к двум.
Первый год нашей родительской жизни я бы описала так.
Будни матери известны – живешь не своими интересами, а жизнью ребенка, себе не принадлежишь. Утром заваришь чай – вечером выпьешь. С первым ребенком я, как водится, была сумасшедшей мамой. Делала много лишнего от избытка ответственности, от страха что-то упустить или не додать, не доделать. Помочь было некому, родители работали, бабушка Катя болела и ослабела, а я в своем рвении прыгала выше собственной головы, делала все согласно книжным советам: разнообразный рацион, диетические способы приготовления еды, ежедневная влажная уборка, две-три прогулки в день по два часа, массаж, упражнения, закаливание, плавание и прочее. Все это стало неотъемлемой частью жизни ребенка, а я растворилась в распорядке его жизни, принадлежала сыну двадцать пять часов в сутки. На себя, любимую, тратила десять минут утром, когда красилась, и двадцать минут вечером – душ и по необходимости маникюр-педикюр.