Рисовальщица пионов

Да и интересовало меня тогда совсем другое: получится ли прыгнуть на скакалке триста раз; как бы выиграть велогонку вечером на улице; где спрятаться в уличной игре «Гоп-стоп»; как незаметно от родителей сбежать в кинотеатр на вечерний сеанс и прошмыгнуть мимо контролера на фильм «Имя розы», он был строго «до 16»; какую страшную историю рассказать вечером друзьям, когда будет моя очередь рассказывать, и мы будем пугливо жаться друг к другу, сидя на пустыре у костра; пойти ли ночью на кладбище и пр.

Вечерами убегала гулять на улицу, и друзья нашего соседа Павла, вернувшегося с Афганистана, при случае всегда кричали мне через забор:

– Марта, смотри, не целуйся!

– Что я, дура, что ли? – возмущалась я.

– А мы дураки! – хохотали они – Ой, дураки!

– У вас глисты будут, – предостерегала я.

После изучения паразитов человека я несколько лет не знала покоя, брезгуя всеми, обдавала кипятком всю посуду и родных только обнимала.

– Что?! – раздавался новый взрыв хохота.

Я пожимала плечами, мол, мое дело напомнить, а там, как хотите.

Меня два раза целовали в щеку, без моего согласия, так, неожиданно. Один мальчик в пионерском лагере и одноклассник. У обоих я спросила: «Тебе что, заняться нечем?». Оба растерялись и больше ко мне не подходили. Я дружила со всеми, никого не выделяя, ни разу у меня не екнуло сердце и не захотелось быть чьей-то девушкой, хотя уже с пятого класса мои подружки были озабочены интересом к мальчикам и «ходили» с кем-нибудь. Втайне я была уверена, что мой избранник живет не здесь, а где-нибудь за тридевять земель, а здесь все настолько свои, что даже удивиться некому.

Было все-таки со мной одно происшествие, остававшееся непонятным много лет. Этот короткий эпизод имел свое настроение, выделялся вложенным в него значением, выпадал из моего обычного состояния щенячьего восторга. Я поняла, что он особый в тот же момент, поэтому запомнила. Однажды, в одиннадцатом классе, на перемене в общей сутолоке на несколько мгновений очень близко ко мне, нос к носу, так, как проходят к своему месту в театре, оказался мой одноклассник Марк. От него на меня сошло облачко тепла. Словно в замедленном кино исчезли все звуки и размылись предметы, я видела только медленно поворачивающееся ко мне лицо Марка, его улыбку и глаза. Суть этой теплой волны была в каком-то чувстве, какой-то информации. За годы я потратила немало времени, пытаясь понять, что же было в этом облачке. Ни одно из известных мне чувств или эмоций не подходили к тому, что коснулось тогда меня. Я смогла разобраться только в том, что в этой волне было не только чувство, но и какое-то сведение, знак. Если мне доводилось вспоминать одноклассников, я непременно вспоминала эту волну и Марка. Тем более что вспоминать его весьма приятно. Марк был, как и большинство из нас, смешанных кровей, высокий, красивый, очень остроумный и общительный. Он часто ездил в город и всегда там красиво подстригался, его сестра работала в салоне красоты. Потом пояснял ее словами, что сейчас, например, у него на голове «каскад», а была какая-то «лесенка» Ему хотелось прическу под Робина Гуда, но длинные волосы у мальчиков в нашей школе были запрещены. Вообще, надо сказать, наш интернациональный класс выделялся красивыми ребятами. Это давало нам повод зубоскалить перед девочками из параллельных классов, у них мальчики были в основном из казаков. Мы гордились своим мужским «фондом». Мальчиков у нас было больше, на школьных дискотеках девчата у стены не стояли.

***

Тогда же, в одиннадцатом классе, мы оказались в измененном мире – СССР распался. Мы были поглощены собственной юностью и не думали, как это может повлиять на нашу жизнь. Зато дома приходилось видеть растерянность и испуг родителей. Все население страны потеряло тогда свои денежные сбережения, все в один день стали бедными. Помню, что мама часто плакала, я боялась ее слез, жалась к плечу, утешала. Тогда мне приснился сон, от которого я проснулась с диким криком, вся в поту, разбудила весь дом. Я увидела себя стоящей на улице. Задним ходом ко мне подъехал грузовик, с бугром груженный красивой черной масляной землей. Я с ужасом понимала, что он сейчас завалит меня этой землей, но сдвинуться с места не могла, потому что чувствовала, что так надо. Я оказалась полностью засыпанной этой черной масляной землей, это было и страшно и хорошо одновременно, потому что земля оказалась нетяжелая и приятная, но оставила меня в совершенной темноте. Когда я, клацая зубами, рассказала испуганной маме этот сон, она стала меня целовать: «Доченька, ты будешь богатой!» Потом мама говорила, что именно этот сон давал им с папой сил на борьбу за мое светлое будущее.