— Пятьдесят! — ахнула Наргиз. — Грабеж.
Старушка скромно промолчала. Я дал ей рубль и получил две полоски американской жевательной резинки. Протянул одну Наргиз,
Она снова взяла меня под руку, и мы пошли дальше, жуя резинки.
— Это сумасшествие — тратить деньги на такие глупости, — сказала она, машинально продолжая жевать.
— Я знаю, что ты очень хозяйственная, — сказал я раздраженно. — За полгода нашего знакомства я изучил это. Ты знаешь цену каждому рублю и не любишь, когда сорят деньгами. Но уверяю тебя, что эта тема себя исчерпала.
— Почему ты сердишься? — спросила Наргиз. — Я же не сказала ничего обидного?
— Нет, нет, ничего обидного! — еще больше раздражаясь, ответил я.
Кончился парк, мы перешли улицу и вышли на бульвар. Сели под раскидистым деревом на скамейку, возле сухого бассейна с каменными лебедями, напоминавшими белые призраки лебедей. Бассейн, видно, недавно побелили. Я выплюнул в него жвачку.
— Что ты делаешь? — сказала укоризненно Наргиз. — Ведь потом его убирать должны. Ты представь, что ты должен убирать чьи-то плевки. Разве приятно?
— Нет, — согласился я. — Неприятно.
— Вот видишь, — назидательно произнесла Наргиз.
Полгода я ее знаю, и все время она такая. Странно. Впрочем, что тут странного? Я закурил сигарету. И неожиданно для себя вдруг стал увлеченно рассказывать ей про дедушкин портрет, каким я хотел написать его и каким он у меня получился. Я рассказывал, захлебываясь словами, размахивая руками, стараясь, чтобы она поняла, хотя не знал, зачем мне это нужно. Впрочем, и не думал об этом. Несколько раз она говорила мне:
— Ты спокойней рассказывай. Я понимаю.
И, кажется, на самом деле все понимала. Но как-то она слишком уж аккуратно слушала. Именно аккуратно. А слушая аккуратно, можно понять только аккуратные вещи, отутюженные, помещавшиеся в воображении, и нельзя было понять угловатости и извилины фантазии. Эта мысль меня отрезвила, и я внезапно перестал рассказывать.
— Ну что же ты? — спокойно спросила Наргиз. — Мне было очень интересно. Дорасскажи.
— Неохота, — сказал я и швырнул сигарету в бассейн.
— Ты опять? — спросила она.
— Что опять? — не понял я.
— Опять засоряешь чистый бассейн. Его же побелили.
— Ах да, я забыл — сказал я и закурил новую сигарету, чувствуя глухое, растущее раздражение.
Она некоторое время внимательно глядела на меня, потом сказала:
— Ты много куришь.
— Да, — сказал я.
— Много курить вредно, — сказала она.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Как откуда? В журнале «Здоровье» пишут. Врачи говорят по телевизору.
— Я не слушаю по телевизору врачей и не читаю журнала «Здоровье».
— И напрасно.
Я назло ей шнырнул в бассейн и вторую сигарету, встал со скамейки и медленно пошел вдоль аллеи. Я прошел шагов десять, когда она догнала меня.
— На, — сказала она и протянула мне пачку. — Ты забыл на скамейке свои сигареты. Ты, как всегда, рассеян. А нужно быть повнимательнее.
— Кому нужно? — спросил я.
— Тебе, наверное, — удивленно ответила она.
— Наверное, — повторил я. — Видишь, ты сама еще точно не знаешь. На свете есть много чего, о чем мы не имеем представления.
Она хмыкнула и пожала плечами. Я приостановился и пропустил ее вперед. Я любил смотреть на ее походку. Когда она шла, то будто светилась, и походка ее странным, непостижимым образом будто оголяла ее всю, и шла она нагая, с маленькими мячиками грудей, с пятнышками светлых сосков, легко, словно взлетала на каждом шагу, переступая ровными и гладкими ногами, а маленький шрам от давней операции внизу живота был особенно бледным и светился с гордостью маленького изъяна, превратившегося в заманчивое и привлекательное достоинство. Шла она, и казалось, в следующую минуту должна была раствориться в воздухе, слиться с ним воедино.
Я подошел и крепко взял ее за руку. Она испуганно и удивленно взглянула на меня.
— Мне грустно без тебя, — сказал я.
— Но я здесь, — сказала она.
— А мне грустно без тебя…
Она молча смотрела на меня. Потом неожиданно хорошо улыбнулась.
— Ты чего? — спросил я.
— Мы в первый раз с тобой так гуляем… На бульваре посидели, — сказала она. — Ты не зайдешь сегодня ко мне?
— В последнее время у меня появился панический страх перед твоим бывшим мужем. Вдруг мы пойдем, а он заявится к тебе пьяный.
— Ну что ты? — сказала она. — Он давно уже не откалывает подобных штук.
— Да я пошутил. Устал просто, спать пойду.
Мы шли молча, и вдруг ни с того ни с сего я рассказал ей, что дедушка с недавних пор стал помогать на кладбище копать могилы.
— Зачем это? — удивилась она. — Разве ему не хватает денег?
— Не в деньгах счастье, — сострил я.
— А в чем? — совершенно серьезно спросила она, словно веря, что сейчас получит от меня рецепт с формулой счастья.
— Не знаю, — разочаровал я тут же ее.
— Кстати, что ты делал три дня назад ночью на пляже?
— Во-первых, это некстати, во-вторых, если тебе донесли, что я был на пляже, наверняка ты знаешь и то, что я там делал.
— Мне сказали, что вы с ребятами отправились на мотоциклах туда драться с другими какими-то ребятами. Я ужасно переволновалась.
— Это видно по тому, что ты вспомнила об этом в конце вечера.