Рисуко (ЛП)

- Может, - леди Чийомэ говорила ледяным тоном, - ты решила сходить к Масугу, когда его не было в комнате? Может, ты принесла отравленное вино на случай, если он вернется, а ты не закончила? Ки Сан сказал, что учил вас травам, конечно, он клянется, что у тебя хватило бы ума не использовать сразу всю бутылку макового сока.

На стене была знакомая надпись:

«Быстро падают солдаты

Битва белого и алого

Лепестки на снегу».

Каллиграфия была очень знакомой. Моего отца.

- На кого ты шпионишь? – спросила старушка. – Имагава? Им конец.

Свиток был таким же, как тот, что висел на двери в моем доме, только вместо рисунка вишневых цветов на дне пергамента был ровный круг – полная луна, метка Мочизуки.

Отец. Кисть, которую он держал как нож. Я училась писать и любила смотреть, как он практикует каллиграфию и рисование. Он сидел в нашем дворе, смотрел на голую сакуру, длинный лист рисовой бумаги лежал на низком столике. Я пыталась повторять прекрасные письмена и цветы отца кусочком земли. Он писал стихотворение в, казалось, сотый раз, начал рисовать каскад цветов, и я спросила, зачем он рисует вишню осенью. Он задумался на миг, отложил кисть и сказал:

- Лепестки падают лишь раз зимой, но в твоей памяти они падают каждый день.

- БЕЛКА! – рявкнула леди Чийомэ. – На что ты уставилась?

Не посмотрев на нее, хотя я должна была, я указала и выдохнула:

- Откуда у вас стихотворение моего отца?

Леди Чийомэ моргнула и посмотрела на свиток. Она взглянула на меня, и недовольный вид сменился знакомым расчетливым выражением.

- Твоего отца?

- Конечно! – выпалила я. – Я знаю его наизусть! Я бы узнала этот почерк везде! Клянусь, это стихотворение отца!

- Знаю, - сказала она. – Он дал его мне.

Масугу застонал.

Я моргнула, а потом вдруг вспомнила, где я, кто я. Я упала на татами, от которого пахло маринованным имбирем, и начала извиняться за грубость.

Чийомэ-сама перебила меня:

- Идем, Рисуко. Пусть Ки Сан и Миэко заботятся о лейтенанте. А ты пойдешь со мной и все объяснишь.

Я подняла голову, но она уже уходила. Я пошла за ней на холодный двор. Братишки шли по сторонам. Я не знала, защищали ли они нас и присматривали за мной.

Я чувствовала себя как в первый день, когда шла, спотыкаясь, рядом с ее паланкином, покидая деревню, дом и свою жизнь.

* * *

Мы прошли по большому залу, где был только Аимару, стоял у лестницы, ведущей в комнаты Чийомэ-сама, переминаясь с ноги на ногу. Его обычно веселое лицо было мрачным и тревожным. Он отвел взгляд от меня, когда мы приблизились.

- Щенок может идти охранять гостевой домик, - рявкнула леди Чийомэ, кивнув на Аимару. – С Миэко и Ки Саном у Масугу ничего страшнее не случится. Вы двое, - она махнула Братишкам, - следите за всем тут внизу. Не хочу, чтобы нам… помешали, - она пошла по лестнице. – Идем, Рисуко.

Я последовала за ней. На половине пути я обернулась. Братишки стояли лицами к дверям. Я глубоко судорожно вдохнула, развернулась и поспешила наверх.

Когда я вошла в комнату леди Чийомэ, она уже сидела на коленях за столиком и смешивала в мисочке чернила. Я замерла на пороге с одной ногой в воздухе, вспоминая прошлый визит в ее комнату, от этого меня сковал холод льдом.

- Куда проще идти по лестнице, чем лазать по стене, да, моя Рисуко? – сказала Чийомэ-сама не оторвав взгляда от того, что она писала. – А если тебя пригласили, нет смысла прятаться. И стоять на пороге.

Я шагнула вперед и опустилась на колени перед столом.

- Чийомэ-сама, - сказала я, пытаясь сдержать дрожь в голосе, - ваш скромный слуга никогда не тронул бы Масугу-сана, не полез бы в его комнаты или…

- Знаю, - сказала она и издала сухо смешок. – Еще один скромный слуга. Как мне и надо.

- Да, Чийомэ-сама.

- Кано Мурасаки, - обратилась она ко мне без смеха и официально, - ответь: зачем ты здесь?

- В… вашей комнате? – она подняла подведенную бровь. – О, я здесь, потому что вы хотели, чтобы я стала жрицей, Чийомэ-сама.

- И?

- И… куноичи.

- И что же, Кано Мурасаки, такое куноичи?

- Куноичи… - я видела, что она пишет слово, которое писала в первый день в Сосновом берегу, кисть скользила по бумаге. – Куноичи – женщина, обученная убивать, Чийомэ-сама.

Она тихо хмыкнула.

- Близко, - из-под стола она достала длинный красный шелк с белым краем – пояс посвященной. – Красный – свадебный цвет. Белый – цвет смерти. Мико замужем за тем, что не может умереть. Куноичи замужем за ее долгом. И смертью, - она протянула мне пояс. Я в ужасе смотрела на него.

Она фыркнула и бросила шелк на пол передо мной.

- Начну с того, что я не вижу тебя, копающуюся в гостевом домике. Это не в твоем стиле, - она склонилась, пронзая меня взглядом. – Во-вторых, я видела твое лицо, когда ты заметила стихотворение. Или ты величайшая лгунья, а я встречала многих лжецов, юная Кано, или ты не была внутри этих комнат ни разу до этого, а их обыскал неуклюжий демон-лис дважды прошлой ночью. Закрой рот, девочка. Ты как лягушка, что ждет мух.

Я закрыла рот, но не смогла опустить взгляд, хотя должна была.

- Подними пояс, Рисуко, - голос леди Чийомэ, как для нее, был теплым.