Рисунки баталиста

– Вы сможете повидаться с ним на следующей неделе, во вторник, в десять утра. Он вас будет ждать у Верблюжьего источника, на двадцатом километре дороги.

– Знаю Верблюжий источник! В десять утра во вторник я буду говорить с командором.

Амир Саид закрыл выпуклые коричневые веки. Несколько секунд молчал, словно смотрел в себя. Что то читал в себе. Какие-то вязью начертанные в душе письмена. Потом улыбнулся Коногонову белыми, ровными зубами. Маленьким ножичком взрезал гранат. С хрустом его разломил. Протянул обе мерцающие зернисто-алые половины гостю, неся на пальцах капельки сока, посвечивая голубыми и зелеными камнями в перстнях.

– Отведайте этот плод, дорогой Коноган. Когда мы еще не были во вражде с Тураном Исмаилом и я не поклялся отомстить ему за обиду, он был моим гостем. Сидел на этом же месте, где сидите теперь вы. Я угощал его плодами из моих садов, лучших в Гератской долине. Пусть сладость и сок граната наполнят вас силой и свежестью. Чтоб вы не ведали устали и жажды под нашим горячим солнцем.

Коногонов принял драгоценно мерцающий плод. Погрузил зубы в вяжущую, брызгающую прохладу. Обсасывая розовые косточки, отрывал жесткую, как гнутая латунь, кожуру.

– Какой прекрасный плод! – Коногонов отложил гранат, отирая губы платком. – Не будете ли вы столь добры, дорогой Амир Саид, посвятить меня в то, о чем собираетесь говорить с командиром? Я передам ему ваши просьбы, и у него будет больше времени их обдумать. Быть может, к началу встречи у него уже найдутся ответы на часть вопросов, которые вы хотите ему задать.

Коногонов извлек из кармана блокнот, ручку, изображая готовность записывать. Амир Саид снова закрыл глаза, словно читая какую-то одному ему доступную книгу.

– Мне нужно оружие! – Глаза его заметались, засверкали. – Пусть командор даст мне оружие! У меня есть деньги, я могу купить у командора оружие! Пусть он отдаст мне оружие из каравана Турана Исмаила. Он может верить, что это оружие никогда не будет стрелять в шурави, никогда не будет стрелять в солдат нашего единственного, почитаемого правительства. Оно будет повернуто в ту же сторону, что и оружие законного правительства!

Коногонов записывал, чувствуя, как летают вокруг его пальцев жгучие, как черные шмели, глаза Амира Саида. Думал: можно ли верить этому пылкому, желающему оружия воину, присягнувшему на верность правительству, еще недавно ходившему в Иран, присягавшему там на Коране? Что есть искренность и что вероломство в словах человека, подносящего ему алый, исходящий соком плод?

– Если командор даст мне оружие, ему не нужно будет посылать солдат охранять дорогу и перевал. Ему не нужно бояться, что люди из Ирана тайно войдут в Герат. Мои люди станут охранять перевал, и никто не посмеет пройти мимо кишлака с дурными намерениями против шурави и правительства. Ни одна пуля из винтовок Турана Исмаила и Кари Ягдаста не полетит в вашу сторону, потому что здесь на их пути встану я! Пусть командор даст мне оружие!

Коногонов писал, одновременно пытаясь понять, что движет этим феодальным правителем, в чьи мысли, поступки вплетены стихи из Корана, родовые и семейные заповеди, вековые распри с соседями, древний страх перед силой, врожденное чувство господства. Сидящий перед ним человек был властителем целостного, издревле сотворенного мира, естественный для этого мира, как глинобитная крепостная стена, раскаленно-смуглый гранат, двурогий серебряный серпик над лазурным навершием мечети. И он, Коногонов, востоковед, изучавший ислам, офицер, исполняющий службу, дорожил этой встречей.

Сидящий перед ним человек был дипломат и военный. Был удельный феодальный князек. Быть может, с помощью чужого могущества хотел нарастить свой удел, увеличить свое малое княжество. Так когда-то в удельной Руси враждовали из-за городов, деревенек, воевали из-за покосов и речек. Под Гератом продолжалось феодальное время. В небе над кишлаком летел космический корабль, а здесь, на ковровых узорах, сидел феодальный князек. И он, Коногонов, существовал в двух историях разом.

– Скажите, дорогой Амир Саид, – Коногонов спрятал блокнот, давая понять, что вопрос исходит не от командира, не имеет отношения к предстоящей встрече, а интересует его, Коногонова. – Пусть не покажется вам мой вопрос нескромным. – Он плеснул себе в пиалу из тяжелого теплого чайника. – Скажите, что побудило вас порвать с Тураном Исмаилом и встать на сторону законной власти?

– Я не против законной власти! – Амир Саид тряхнул кудрями, поводя рукой с перстнями вокруг себя, будто призывал в свидетели весь невидимый люд, населяющий кишлак. – Я не против земельной реформы. Если скажут, я раздам все мои земли, все мои сады, все мои арыки народу. Пусть берут, мне не жалко! Много ли мне надо? Дом, два-три дерева, кусочек земли! Я порвал с Тураном Исмаилом, потому что увидел – он враг ислама, враг Афганистана. Он берет деньги и платит за них кровью Герата! Он говорит об исламе, а строит себе в Герате трон эмира! Я буду с ним воевать! Пусть командор мне верит! Пусть даст оружие!