Рисунок по памяти

Девушка сама не заметила, как от салфетки, на которой она начиркала силуэт танцовщицы, остались лишь маленькие клочки, которые мусором засыпали стол и пол под ним.

— Открытие клуба планируется через две недели, — перешел на деловой тон Зейн, — Мой помощник подготовит договор; и, если вас все устроит, то буду рад видеть ваше выступление.

— Спасибо, — чуть склонилась Даниф, — А сейчас, позвольте, я покину вас, мне еще нужно переодеться.

— Да, конечно, — поклонился Зейн, — Гарра, это было волшебно.

Женщина, благодарно улыбнувшись, пошла в сторону служебных помещений, где переодевались пришедшие на кастинг. Зейн же украдкой посмотрел на Хадижу. Девушка пыталась выглядеть спокойной, но он видел её взгляд, он ощущал его буквально кожей, и горка изорванной бумаги на столике была красноречивее любых других слов.

— Пойдём? — спросил он Хадижу, поравнявшись с ней.

— Да, — коротко бросила она, избегая его взгляда, и подняла с пола рюкзачок и тубус, после чего пошла за ним следом, на выход из клуба.

В автомобиле повисло напряжённое молчание, которое, казалось, с каждой секундой становилось все более ощутимым. Первым не выдержал Зейн:

— Ты злишься.

— Нет, с чего бы мне, — пожимая плечами, ответила Хадижа, смотря в окно автомобиля.

— Хадижа, ты сама видела, она прекрасно танцует. Такой профессионализм не часто встретишь и в Марокко.

— Видела, — подтвердила девушка, — А также видела, что она красива и не прочь занять место не только танцовщицы в клубе, но и чьей-нибудь жены, — фыркнула Хадижа, особо выделяя последние слова.

Зейн не мог сдержать улыбку:

— Неужели ревнуешь?

— А стоит?! — наконец, повернулась к нему лицом Хадижа. — Ты же «проклятье фараона», не принадлежащий никому.

— Хватит, — голос мужчины стал строже и заставил вздрогнуть, — Хадижа, я стараюсь быть хорошим мужем, да просто, хорошим человеком; стараюсь понять тебя и принять такой, какая ты есть, но и ты пойми меня. Однажды я уже позволил любви завладеть моим сердцем, но эта любовь оказалась ненужной, выброшенной в песок пустыни, и я не уверен, что смогу выдержать подобное во второй раз, — Зейн глубоко вздохнул и продолжил уже спокойнее, — Хадижа, я понимаю, ты очень молода, почти ребенок, но при этом знаю, что ты способна понять многие вещи, и потому хочу тебя попросить: не играй чувствами, если не уверена, что сможешь на них ответить. Хорошо? — он пристально посмотрел на девушку.

— Да, прости, — потупилась Хадижа.

Слова Зейна ударили под дых. Он сейчас сам признался, что считает её чуть ли не ребенком, способным лишь играть в любовь, как во что-то детское и забавное. Действительно, она чуть ли не каждый день твердила себе, что ей не нужна любовь вообще и Зейна, в частности. Всё то, что было между ними в Фесе, являлось лишь вынужденным для них двоих шагом, чтобы спасти от позора её и её семью.

Всю оставшуюся дорогу они молчали, и стоило автомобилю затормозить возле замка, как Хадижа поспешила спрятаться в своей комнате — именно спрятаться, от Зейна, от себя и от образа таинственной, страстной танцовщицы, околдовывающей её мужа. А у Хадижи бешено стучало сердце, измученное жгучими уколами ревности, в которой она не признается даже самой себе, ибо не уверена в том, что чувствует что-то настолько настоящее и сильное, чтобы не разочаровать Зейна.

Закрыв дверь, Хадижа уткнулась лицом в подушку и, наконец, дала волю слезам.

Двадцать четвертая глава

Хадижа сидела на полу студии, смотря на холст, на котором уже довольно ясно вырисовывался силуэт танцующей женщины. Художница поморщилась: ей совсем не хотелось вспоминать сцену в клубе, но как нарочно именно образ танцовщицы с саблей будоражил ее воображение и послушными штрихами ложился на холст. И сейчас Хадижа сидела, изучая уже нарисованное, и не могла понять, что ее так волнует, что за неясная тревога и тоска поселились в груди. Девушка посмотрела вокруг: на стенах висели наброски и рисунки карандашом: вот пейзаж Сены с виднеющимся вдалеке собором Парижской Богоматери, вот портрет Одетты, нарисованный украдкой пока они сидели в кафе, Жак, — взгляд остановился на портрете Зейна, и Хадижа отвернулась, опустив глаза. Она с Зейном практически не виделась, с того разговора в машине. Хадижа все свое свободное время проводила в студии, рисуя, он — в делах клуба, не исключено, что в компании Гарры, либо дома, но девушка его избегала.

Непонимание, как себя вести с мужем, и скорый отбор на конкурс гнали ее рисовать, но, похоже, и тут ей не будет покоя. Хадижа еще раз посмотрела на холст, потом перевела взгляд на наброски, и вдруг ее озарило: лицо! Лицо танцовщицы — это была не Дафир, не просто абстрактная девушка, в чертах угадывался знакомый и родной образ.

— Мама, — прошептала Хадижа.