Рисунок по памяти

Пальцы впились в пряжку ремня мужских брюк. Выплывая из омута наслаждения, Хадижа посмотрела на Зейна; желание в крови от этого неосторожного взгляда стало нестерпимым, до судорог во всём теле. Она закусила губу, продолжая свои манипуляции с его одеждой, в то время как её платье давно спустилось на талию, оставляя свою обладательницу полуобнаженной его ласковых прикосновений рук и губ.

Зейн подхватил её за ягодицы, чуть приподнимая. В этот раз не было ни капли страха, лишь желание, общее на двоих, лишь ощущение пальцев на слишком разгорячённой коже, лишь взгляд глаза в глаза, проникающий в самую суть, в душу.

Секунда напряжения, и давно забытые ощущения, прокатившиеся по телу дрожью, отзываются в конечностях. Хадижа сама не понимала, откуда пришло это знание, эти движения, подчиненные едва угадываемому ритму. Ладони Зейна, сжимающие ее бедра сквозь ткань подола, придавали уверенности, чуть направляя. Сама же девушка растворилась в ощущениях. Тихие стоны срывались с губ, и чем быстрее, резче, хаотичнее становились движения, тем сильнее сжимались пальцы, тем громче становились они. Еще миг, и мир исчез, растворился в ощущениях его, единого с ней; Хадижа лишь эхом уловила его хриплый стон и то, как сильные руки обхватили её, не давая упасть, прижимая крепко к себе.

Волосы рассыпались по плечам, щекоча кожу. Губы Зейна скользнули по скуле, спускаясь вниз, дразня. Хадижа тихо рассмеялась, чуть отстраняясь, и посмотрела на Зейна, ощутив, как щеки зажигаются румянцем и от их недвусмысленной позы, и от того, что между ними только что случилось.

— Это капитуляция? — шутливо спросил он.

— Перемирие, — ответила Хадижа так же.

— Хорошо, пусть будет перемирие, — согласился Зейн.

Его пальцы вырисовывали узоры на её обнаженной коже. Он вдруг стал серьезным. Тёмно-карие глаза, сейчас ставшие почти черными, поймали её взгляд.

— Я…

Хадижа остановила его, приложив пальцы к мужским губам:

— Поедем домой. К нам домой.

— Конечно, только, — Зейн улыбнулся, аккуратно поправляя её платье, заставляя Хадижу снова покраснеть, — приведём себя в порядок, — закончил он, обхватывая лицо жены ладонями и целуя, отчего тело снова пробило сладкой истомой назревающего наслаждения.

Двадцать восьмая глава

Перышко. Белое перышко, видимо, покинувшее одну из подушек, теперь кружилось в воздухе, выбирая место, куда приземлиться. Хадижа следила за его плавным полетом, чтобы схватить до того, как оно опуститься на ткань простыни. Она посмотрела на перо в своей руке и с хитрой улыбкой пододвинулась к еще спящему мужу, но стоило ей поднести его к коже мужчины, как тот неожиданно обхватил ее запястье, останавливая руку. В тот же миг Хадижа оказалась лежащей на спине, и уже Зейн склонился над ней. Теперь уже перо в его руках, и девушка почувствовала легкие, щекотные прикосновения к своей коже. Оно дотронулось живота, прочертило дорожку выше до груди, обвело ореол соска.

— Зейн, щекотно! — взвизгнула она, пытаясь ускользнуть, но лишь беспомощно дрыгала ногами.

— А так? — мужчина быстро склонился и провел губами по тому месту, где только что щекотал.

Тело Хадижи тут же покрылось мурашками, а дыхание застыло на губах. От поцелуев захотелось выгнуться и простонать, а когда его губы, наконец, нашли её, то мир вокруг и вовсе потерялся, сосредотачиваясь в одном-единственном мужчине.

За вечер и ночь мир Хадижи перевернулся. Она и не подозревала, что можно так любить, полностью растворяясь в человеке, и душой, и телом, в ответ получая такую же волну любви и заботы. Мир вспыхнул красками, сложившимися в одно слово, в его имя, что сейчас срывалось с её губ, при каждой умелой ласке и неосторожном, необходимом движении.

— Зейн? — она сидела на постели, на коленях, лёгким движением одёргивая свою ночную рубашку.

— Да?

Сегодня они ещё не вылезали из постели, хотя солнце за окном уже почти достигло своего зенита; и ему до сих пор не хотелось выпускать её из своих объятий — сейчас такая взъерошенная, с припухшими от поцелуев губами, румянцем на щеках и сверкающими от счастья глазами, Хадижа пленяла и пьянила, заставляя желание в крови разгораться подобно костру на сухой листве.

— Я хотела поговорить, — Хадижа сильнее натянула подол сорочки, посмотрев вниз.

— Что случилось, Хадижа? — Зейн сел на постель.

Она закусила губу, чувствуя смущение, хотя казалось, что после ночи и сегодняшнего утра все барьеры и недосказанность безвозвратно исчезли, но ту тему, которую необходимо затронуть сейчас, Хадижа считала настолько интимной и личной, что не имела понятия, как начать, и не знала, как муж на это отреагирует.

— Ничего, просто, — глубоко вдохнула она, поднимая голову, и выпалила, — Я не хочу сейчас становиться матерью.