Рисунок с уменьшением на тридцать лет

Старые, но еще служившие службу купальник и полотенце, похищенные вчера с пляжного лежака, не возвращаются. Настолько трудно вообразить, будто пропавшие тряпки могут кем-то использоваться по назначению, что у ничтожной дочери мира возникают бредовые, но неагрессивные подозрения относительно неведомого фетишиста…

Очень черный чернокожий, слившись с синим лежаком, снимает с себя одежды, стараясь быть незаметным, и это ему удается. Снял и – впечатывается в пляжное ложе… Загорать?

Песок уже обжигает ступни, в тени прохладен.

Мелкое на протяжении метров тридцати море плескается у берега и мирно, равномерно шумит.

Никто не знает, что такое рай? Я знаю: не жарко и не холодно; изобилие цветущих растений и их благоуханий; переплетение запахов цветов, листьев, моря, неба, гор, сверкающего воздуха; звуков тихого прилива, жужжанья мохнатого шмеля, шуршанья песка под босыми ногами, голосов детей, строящих песочные замки, приглушенного звяканья посуды в столовой, где готовится обед; голубей-голубого небо, по которому весело и свободно скользит парашют (все-таки набрал райского воздуха) с маленькими фигурками двух болтающих в воздухе ногами людей – двух ангелов; смельчак в небе, как одинокая птица, с пропеллером за спиной; комнатка вровень с крышей над пляжем, балкон с круговым обзором, шелест деревьев с неизвестным названием, чистое белье для ночного сна.

Прошлого нет, будущего нет. Может, это и есть счастливый конец света… Happy End… Сиюминутное и вечное слились…

… Оказывается, это возможно: страх помельчал и угомонился, даже вызвал что-то подобное собственной улыбке. Взгляд метнулся за окно, обвел панораму знакомого города, вернулся, заметил грязь на немытых стеклах. Ванна со льдом – это не море, и все же, все же…

Как рано нынче созрел тополиный пух и, формируясь в шары, наполняет комнаты. Беру мокрую швабру и гоняюсь за шарами, словно за бабочками, пытаясь накрыть «сачком» каждый в отдельности.

А вот и деревня, второй родной дом. Все цветет, благоухает и быстро отцветает, передавая эстафету следующему подвиду. Деревенский пруд с табличкой «Купаться запрещается», пиявками и разбитыми бутылками на дне – не худшее из предоставляемого этим миром. Кучи проплывающих над головой облаков, теплые капли дождя из круглой тучки, два рыжих гостя – два голодных кота с поднятыми хвостами и напряженными взглядами…

Так называемые «плохие сны», в которых трагическое так сконцентрировано, что оно порой еще трагичней, чем наяву, все же выигрышно отличаются от яви тем, что пережитая во сне трагедия оказывается недействительной, как бы ее ни толковать, обесцвечиваемой и изгоняемой явью…

Конечно, крокодил, желавший съесть мою дочь (а может, он резвился и играл? Но как было проверить?..), еще до конца не выветрился, но уже вспоминается бледным серо-зеленым невсамделишным существом, мечущимся в среде, в которой крокодилы обычно не обитают.

Судьба иная

Пожилая дама, проковыляв вдоль странной улицы, по обеим сторонам которой шелестели листвой ровно шесть не облетевших, пышных и зеленых деревьев – три по одну сторону и три по другую, – в то время как все другие на всех других улицах давно облетели, зашла в обувной магазин и стала скорей машинально, чем заинтересованно, перебирать экспонаты так называемой коллекции.

Очнувшись от своей рассеянности, она обвела глазами полки и подумала: раз магазины открывают, значит, это кому-то нужно? Но кому такое нужно? На полках замерли или бескаблучные уроды, или беспардонные красавицы на высочайших шпильках, годные разве что для безвкусных витрин.