Читаем Рисунок с уменьшением на тридцать лет полностью

– Восточная, – ответила другая.

И в этот момент, поравнявшись со стоящими в кружок людьми…нет, не сразу, на доли секунды позже…а сначала все перевернулось, как будто происходящее видится из положения вниз головой…потом за стоявшими в ритуальной торжественности людьми взгляд различил…подвешенную к дереву вниз головой тушу животного, с которой уже свисала аккуратно вырезанная рукой искусного умельца, отвернутая на зрителей изнаночной стороной шкура, а эта самая опытная рука производила внутри бело-розовой прямоугольной ниши дальнейшие, быстрые и четкие действия…Мука первого момента, которую испытали проходящие мимо женщины, облегчилась одной спасительной мыслью – животному уже не больно…

Все было схвачено двумя помрачившимися взорами в течение двух секунд, после чего глаза больше в ту сторону не смотрели. Где-то потрескивал костерок. Мальчик допрыгал до двух быстро удалявшихся фигур; одна из дам, выйдя из удушливого спазма, произнесла:

– Они убили эту овцу.

И маленький мальчик, перестав прыгать, сказал:

– А теперь мы будем ее жарить

– А тебе не жалко овцу? – еще на что-то надеясь, спросила другая дама.

Мальчик посмотрел на непонятных теток отсутствующим взглядом и снова запрыгал. В стороне, в траве, возился еще один ребенок, помладше.

Быть может, он разделывал к обеду кузнечика. Почти бегом припустились горожанки мимо берез, залитых теплой желтизной склонявшегося к горизонту солнца, совсем забыв о намерении искупаться.

Они убавили шаг только тогда, когда звуки азиатской музыки перестали быть слышны. Ступая по двум параллельным колеям проселочной дороги, ошарашенные дамы решали вечный вопрос: кто прав? Эти, откровенно исполняющие древний обряд, или те, что сладострастно вгрызаются в шашлык, окорок или куриное крылышко и льют слезы при упоминании о скотобойнях? И так как ответов, как всегда, не было, решили: правильно сделали, что там не стали купаться.

Солнце, сильно покрасневшее, горело сквозь деревья оттуда, где умелые руки, наверное, уже закончили привычное дело, а созванные на пир вкушали первые куски парного мясца, забыв, как звали доверчивое создание с милой мордочкой, полчаса назад не подозревавшее о том, что его душа скоро будет отослана на небо, а тело разорвано зубами взыскательных гурманов. А скорей всего его никак не звали, и эта безымянная жертва останется лишь в памяти двух случайных свидетельниц ритуальной расправы…

Так как ветер дул к горизонту, жареным не пахло. Деревенский пруд присыпало опавшими с ольх и ив листьями – как ни хорошо сохранилось лето, а листья нет-нет да и падали. Куда-то исчезли вечные спутники купающихся – водомерки; видно, кончился их сезон. Облака медленно уплывали вслед закатившемуся солнцу.

Неподалеку от мостика плавал одинокий гусенок, еще не сбросивший желтоватый младенческий пушок. Очевидно, отстал от «гуська». Других гусей на пруду не было, и заблудившееся дитя почему-то плавало по замкнутому кругу, не догадываясь, что таким образом никогда не достигнет цели. Порассуждав о законах природы, предписывающих слабым особям смерть, дамы все же решили, что на сегодня одной смерти достаточно и гусенка надо спасать. Что и сделали – вытащили сиротку на берег. Зажатый в милосердных ладонях гусенок вытянул шею, заверещал, забил немощными крыльями, потом обреченно замолк.

Спасительницы отнесли найденыша в деревенский дом, где было видимо-невидимо живности. Хозяин, хотя и не признал гусенка своим, все же, в знак благодарности, открыл дамам ворота своего обширного хозяйства. Кого там только не было! Сотня кроликов, крольчих и крольчат сновала по клеткам и вольерам; огромные степенные гуси, белые с беж, неодобрительно шипели на непрошенных гостей; куры во главе с петухом сказочной красоты клевали рассыпанное по земле нечто; козы норовили подцепить милых женщин на рога, но хозяин ласково их (коз) урезонивал. Где-то в сарае хрюкали и хлюпали свиньи.

И было совершенно ясно, что все это – большая фабрика по переработке живности на много видов и подвидов пищи, пуха-пера, рогов-копыт, кожи-шкур, яиц-бульонов, пирогов-холодцов. Правда, того существа, чья овчинка и все прочее иногда стоит выделки, в хозяйстве не оказалось…

Вот такой выдался день…

Утром из окна, заставленного горшками с цветущей геранью, ласковый животновод сообщил идущим к утреннему купанью женщинам, что хозяин гусенка нашелся и что, кстати, гусенок-то, оказывается, подслеповат…

Однако с чувством удовлетворения оттого, что жизнь гусенка благодаря им продлится хотя бы до ближайшего Рождества, а если еще не его черед, то и до следующего, две прекрасные дамы прошествовали к деревенскому пруду – освежиться после ночного сна, – где уже никто, кроме них, не купался: Илья-пророк давно наложил запрет на эту процедуру, в полях выкопали картошку, низко склонили тяжелые головы подсолнухи, развесили паутины пауки, сгустило голубой цвет небо, готовясь к осеннему ненастью…

Близился учебный год. Даже для тех, кто давным-давно выучился…

1997

Из книги «Силосная башня»

Зима в Луковке

Перейти на страницу:

Похожие книги