Ритм наших сердец

Удрученные, мы шли по мрачным коридорам мотеля. Где-то кто-то громко ревел, что-то звонко ломалось, и плакал ребенок. В общей сложности в мотеле имелось всего восемь комнат, три из которых заняли мы. Мне принадлежал номер восемь, который, как ни странно, оказался первым. Дверь криво висела на петлях и, пока я отпирала замок под взглядами Габриэля и Питера, он все время заедал.

Я толкнула дверь и уставилась на унылую комнату. Ковер, должно быть, когда-то был веселого цвета, красного или желтого. Прямо сейчас – возможно, дело в солнечном свете – он выглядел, как будто кого-то вырвало. В левой части комнаты стояла узкая металлическая кровать. Напротив – старый ламповый телевизор, который следовало кормить мелочью, чтобы он заработал. Я неохотно оглянулась через плечо. Габриэль улыбнулся и ободряюще поднял палец вверх, прежде чем исчезнуть в соседней комнате.

Через две двери послышался жалобный стон Питера. Очевидно, стены были тонкими, как бумага. И действительно, даже когда закрыла за собой дверь, я слышала каждый шаг Габриэля. Я осторожно поставила свой чемодан рядом с кроватью, от которой исходил слабый запах стирального порошка, хотя простыни казались серыми и жесткими. В поисках ванной я едва не споткнулась о шнур телефона, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью. Вещь выглядела настолько антикварной, что я сомневалась, смогу ли вообще ею пользоваться.

Ванная была спрятана за дверью позади шкафа. Когда я включила свет, который оказался зеленоватым и мерцающим, показалось, что по выложенному коричневой плиткой полу что-то пробежало. Я в ужасе отпрыгнула и снова захлопнула дверь. Господи боже! Если тут водятся тараканы, даже Габриэль и его авантюрный дух не заставят меня здесь спать.

– Саммер? – позвал он через стену слегка приглушенным голосом.

– Да? – ответила я и глубоко вздохнула, с ватными ногами опускаясь на кровать. Эта штука заскрипела так, будто я весила сто килограммов.

– По-моему, я накопил слишком много паршивой кармы, – заметил Габриэль. Его голос звучал так жалобно, что я и в самом деле рассмеялась из-за нашей ситуации.

– А нам нельзя переехать? – спросила я.

– Нашим вариантом осталась только придорожная канава. Но я видел закусочную через дорогу. Пойдем туда?

– Черт возьми, да! – сказала я и вскочила. Мы так спешили покинуть комнаты, что открыли двери и одновременно выбежали из них. Спустя несколько секунд за нами последовал Питер.

– Вы уже видели ванную комнату? – вздохнул он. – Кажется, в водостоке что-то умерло.

– Будем надеяться, что оно действительно мертво, – проговорил Габриэль, и мы втроем прошли через парковку к окрашенной в красный цвет ретрозакусочной.

Когда мы толкнули дверь, раздался звонок. Мы с небольшим подозрением зашли внутрь. Красные подушки сидений, тяжелые старомодные столы, барная стойка с пластиковыми табуретами и запах бекона, кофе и пирожных. В общем, могло быть и хуже. Когда мы стали искать место в нише, я также заметила, что музыка доносится не из музыкального автомата, как можно было ожидать. Здесь имелась настоящая маленькая группа: один парень играл на клавишных, второй – на потрепанной гитаре, а третий, максимум шестнадцати лет, пел в микрофон. Хоть он и брал не все ноты, ребята, кажется, действительно умели играть. Музыка меня не беспокоила, и когда Габриэль рассмеялся, всякая мысль о головной боли мгновенно исчезла. Я улыбнулась ему.

– Пробуждает воспоминания?

– Ах да… – Он мечтательно улыбнулся, глядя на парней, которые только что закончили играть хит Rolling Stones. – Все начинают с отстоя. Даже если это означает хреновую закусочную на окраине Голливуда. В конце концов, именно такие ребята добиваются наибольшего успеха, потому что они делают то, что им нравится.

– Разве ты не раскрутился через YouTube? – спросил Питер, весело качая головой. – Ты никогда не чирикал в каком-нибудь баре.

– Чирикал? – Габриэль возмущенно закатил глаза. – Этого я действительно никогда не делал! Моя музыка всегда была богом данным чертовым чудом! У девчонок висели плакаты со мной на стенах, когда ты еще выдавливал пубертатные прыщи.

– Я на два года старше тебя, – невозмутимо отозвался Питер. Этому обсуждению, к счастью, помешала официантка, в опрятном переднике и с раскрытым блокнотом подошедшая к нашему столику.

Парни заказали едва ли не все блюда, что имелись в меню, и я присоединилась к ним. Вероятнее всего, мы все равно проведем остаток дня здесь.

Вскоре после этого перед нами появилась гора еды, я взяла чашку кофе, а группа начала играть песню, которая показалась мне знакомой. Питер тоже узнал ее и рассмеялся. Но только когда Габриэль скривился от досады, я узнала в этом отрывке любовную песню, которую он сочинил для Талии.

– Чувак, это твоя сопливая песня! – ухмыльнулся Питер, вытирая слезы смеха. Певец настолько ее испортил, что она звучала почти как пародия.

Габриэль спрятал лицо в руках и застонал.

– Я сверну мальцу шею, – проворчал он.

– О, я нахожу эту песню очень хорошей, а ты был безумно милым в пятнадцать лет, – призналась я, сжимая руку Габриэля.