– Он покинул битву – я не думал, что он на это способен, – продолжил Вражда. – Как ни странно, это сделает его гораздо более опасным в будущем. Если мы ничего не предпримем. Но я не могу нанести ему прямой удар. Он должен сам отдать себя в мои руки.
– Каладина никто не сможет убить, – сказал Вайр.
Он был в этом уверен, как и в том, что солнце горячее и вечно будет огибать Рошар по кругу.
– Даже ты на это не способен?
– Особенно я.
– Я не думаю, что это правда, Вайр, хотя понимаю, почему ты так считаешь. Я чувствую твои стремления, поскольку они мои. Я тебя понимаю.
Вайр остался стоять на коленях.
– Я хотел бы заполучить его, как заполучил тебя.
Поэтому Вайр сперва сделает так, что Каладин умрет. Поступит с другом милосердно.
– Ты можешь придумать способ причинить ему боль? Подтолкнуть его ко мне?
– Изолируй его. Забери его друзей.
– Скоро он останется один.
– Тогда заставь его бояться. Ниспошли ему ужасы. Сломай его.
– Как?
Вайр взглянул на бесконечное поле золотого камня.
– Как ты перенес меня сюда?
– Это не место, а искажение реальностей. Видение.
– Ты можешь придать ему любой вид?
– Да.
– А ему можешь что-нибудь показать?
– У меня нет связи с ним. – Вражда задумался, тихонько напевая в такт. – Есть один способ. В его душе дыры. Кто-то мог бы войти. Кто-то, кто знает его, кто-то, кто связан с ним и чувствует то же, что и он.
– Я сделаю это.
– Возможно. Ты мог влиять на него только в незначительной степени. Возможно, каждую ночь, когда он спит… Он все еще думает о тебе, и это еще не все. Связь из-за вашего прошлого, ваших общих мечтаний – такой связью можно манипулировать. Будет ли этого достаточно? Если мы покажем ему видения, они сломят его?
– Это будет только начало. Я смогу подвести его к пропасти. Пусть он встанет на самом краю.
– И что потом?
– Потом мы найдем способ заставить его прыгнуть, – тихо сказал Моаш.
И-5
Крадунья
Свисая с потолка – держась одной рукой за веревку, другую протягивая к корзине, – Крадунья была вынуждена признать, что кража еды уже не вызывает у нее былого трепета.
Она продолжала притворяться, потому что не хотела, чтобы ее жизнь изменилась. Она ненавидела перемены. Кража чужой еды была ее главной фишкой. Она делала это уже много лет, и ее действительно охватывал трепет, когда она видела лядащие физиономии своих жертв. Кто-то отвернулся на мгновение, и его рулет с чутой исчез. Или тарелка под крышкой оказалась пуста. Вслед за этим наступал самый изысканный момент паники и смятения.
Но потом они улыбались и начинали искать ее взглядом. Конечно, ее никто не видел. Она слишком хорошо пряталась. Но они пытались ее высмотреть, и лица у них делались… ласковые.
Нельзя с умилением относиться к тому, кто стырил у тебя еду. Это портит все ощущения.
А теперь еще и это. Крадунья потянулась немного, коснулась пальцами корзины…
Вот! Она достигла цели.
Сжимая ручку корзины в зубах, Крадунья поднялась по веревке и исчезла в тайном лабиринте узких туннелей, которые пронизывали потолок и стены Уритиру. Там ждал Виндль, свернувшись калачиком и отрастив себе лицо из лоз и кристаллов.
– О! – воскликнул спрен. – Полная корзина! Давайте взглянем, что вам на этот раз оставили!
– Никто ничего не оставлял, – огрызнулась Крадунья. – Я это стырила, дерзко и резко. И цыц. Кто-нибудь может услышать.
– Меня никто не слышит, госпожа. Я…
– Зато я тебя слышу. Поэтому цыц, спрен нытья.
Она кралась по туннелю. Прямо сейчас бушевала Буря бурь, и Крадунья хотела сидеть в безопасности, в своем гнезде. У нее было какое-то зловещее предчувствие, но другие Сияющие, казалось, ничего не ощущали. И хотя в башне все казалось нормальным, она не могла отделаться от странного чувства, что все идет не так.
Впрочем, с ней такое происходило во время каждой бури. Поэтому сегодня она просто ползла по маленькому туннелю, подталкивая корзину перед собой. Следующий перекресток был тесным, но с помощью буресвета она могла сделать себя скользкой.
Одолев два поворота и прямой участок, они оказались на новом маленьком перекрестке, где она оставила сферу для освещения. Потолок туннеля был здесь немного выше, позволяя устроиться спиной к каменной стене и осмотреть добычу.
Виндль появился на потолке, лозой пророс по камню. Он опять создал лицо прямо над Крадуньей, пока она рылась в корзине. Лепешка… немного карри… сладкое пюре из бобов… баночка варенья с милой мордашкой, нарисованной над рогоедским символом, означающим «любовь».
Крадунья взглянула на потолок и моргающее лицо из лоз, свисающее с него.
– Ну ладно, – призналась она. – Может быть, это и впрямь оставили для меня.
– Может быть?
– Лядащий рогоедский пацан… – проворчала Крадунья, намазывая вареньем лепешку. – Его отец знал, как все обставить, чтобы я могла забрать еду и притвориться, шквал побери, что украла ее.
Она сунула хлеб в рот. Преисподняя! Вкусно-то как! От этого унижение лишь усилилось.
– Не вижу проблемы, госпожа.
– Это патамушто ты спрен-болван, – сказала она, затем запихнула остаток лепешки в рот, продолжая говорить. – Расвлекаца софсем ниумеишь.