Ритуал

Фенрис и Локи принялись устанавливать крест в вырытую в дерне яму. Они вставляли распятие верхней частью вниз.

Фенрис что-то крикнул Суртр, та повернула к нему жутко накрашенное лицо и улыбнулась. На этот раз она нарисовала вокруг носа и рта больше кровавых подтеков, чем обычно. Она снова была голая, ее длинные черные волосы ниспадали на плечи кремового цвета. Подняв из травы маленькую серебристую фотокамеру, она пошла фотографировать Локи и Фенриса, позировавших на фоне перевернутого распятия. Словно это было частью какой-то игры. Столь легкомысленное отношение к его смерти вызвало у Люка внезапную вспышку ярости.

Потом, увидев одинокий черный крест, стоявший чуть косо на фоне темного неба, он ощутил такую слабость, что сполз на пол и стал раскачиваться из стороны в сторону.

62

Когда Люка забирали из комнаты, на нем не было ничего кроме хомутов на запястьях и лодыжках. Локи и Фенрис были пьяные и неуклюжие.

Он не сопротивлялся, когда его проталкивали сквозь узкий проход, а потом тащили по тесной неустойчивой лестнице вниз, потому что не хотел, чтобы его уронили. Риск свалиться с трехфутовой высоты и неспособность самостоятельно избегать острых кромок и углов заставляли нервничать.

Лишь когда его вытащили из дома на холодный сырой воздух, под почерневшее небо, он оказал сопротивление. Лежа на небольшой поляне, в угловатой тени старого черного дома, Люк резко выдернул ноги из рук Фенриса, поддерживавшего его, словно свернутый ковер. Потом вывернулся из длинных белых ручищ Локи и тут же упал вниз лицом на мокрую траву.

Подтянув под себя колени, попытался встать и тут же рухнул на бок. В холодной сырой траве он на секунду замер, обдумывая следующий шаг.

Фенрис громко рассмеялся, его тонкий смех растворился в сумерках.

– Куда ты пойдешь, Люк? – задумчиво спросил Локи, тяжело дыша.

Большой костер потрескивал и плевался искрами, выбрасывая оранжевые языки пламени высоко в небо. Снопы горящих пористых листьев поднимались с потоками горячего воздуха вверх, скручиваясь и уменьшаясь до размеров красных светящихся точек.

Звучала яростная музыка. Земля приглушала звук, но силы этого какофонического скрежета хватало, чтобы достичь холодного темного леса и ушей того, что ползало по этой страшной черной земле.

К перилам крыльца было прислонено ружье, возможно, на тот случай, если Один не сумеет отличить жертву от избранных. В тени крыльца, на маленьком деревянном стуле, сидела старуха и наблюдала за Люком. В черных глазах на бесстрастном лице играли отблески костра.

Чтобы повесить его на крест, им придется разрезать нейлоновые хомуты на запястьях. Это будет последний шанс. Люк набрал полные легкие воздуха и содрогнулся всем телом. Он изо всех сил пытался сдержать позывы мочевого пузыря, но не смог. Теплая, как сама жизнь, жидкость хлынула из него, орошая тело.

Темнеющее распятие выглядело тонким и хрупким. Интересно, выдержит ли оно его вес? Какой абсурдной и банальной будет его смерть на покосившемся и перевернутом кресте.

– О боже, – невольно воскликнул Люк, подумав о длинных гвоздях и молотке в тонких татуированных руках Фенриса.

Но рядом с распятием он увидел мотки старой волокнистой веревки, похожей на бельевую, и с облегчением понял, что они приготовлены для него.

На фоне темнеющих деревьев, погружающихся во мрак древних корней и зарослей папоротника символ перевернутого креста выглядел чересчур наивно. Как реквизит из дешевого фильма ужасов с плохо загримированными, бездарными актерами. Как фальшивый артефакт, приобретший незаслуженный культовый статус и разочаровавший, когда правда вскрылась. Разве можно так умирать? Это было бы смешно, если б не было так грустно.

– Теперь, Люк, ты никуда не убежишь, – сказал Локи, отдышавшись. – Ноги у тебя будут связаны. Поэтому тебе не скрыться. Если будешь сопротивляться, нам придется… э…

– Выбить из тебя все дерьмо, – взвизгнул Фенрис.

– Ну, как-то так, – согласился Локи. – Что я могу сделать для тебя, так это дать выпить напоследок, мой друг.

Локи вытащил из-за серебристого патронташа рог и опрокинул у него над лицом. Люк с радостью подставил рот под струю кислой обжигающей жидкости. Выдвинул вперед челюсть, чтобы направить тошнотворный поток себе в глотку. Но прежде чем щедрое тепло разлилось по кишкам, ему захотелось блевать. Голова закружилась, словно он впервые в жизни попробовал алкоголь. Это был чистый спирт, разбавленный подслащенным апельсиновым соком. Люк перекатился на бок и выкашлял из горла то, что не успел проглотить.