Ритуал

Теперь у меня не оставалось сомнений: все, что втолковывал мне Тотх, имело смысл и, более того, действовало. К следующему этапу я приступил, уже будучи уверен не то в собственном всемогуществе, не то в том, что законы, по которым существует природа, отменены. И я не замедлил воспользоваться новым положением вещей.

Мне пришлось петь.

Я прикрыл глаза и медленно, плавно раскачиваясь из стороны в сторону, затянул литанию, состоящую из полузаконченных, мало связанных по смыслу и рифмой фраз. Постепенно на смену тексту пришли просто сочетания гласных, которые сменялись вслед за мотивом, сплетаясь в не всегда гармоничные, но наполненные чувством нотные гармонии. Голос мой окреп – стесняться было некого, звуки исходили сперва из гортани, потом из груди, а затем, когда я впал в своеобразный транс, их источник уже нельзя было определить. Снова, как и в случае с цветком, я набрел, блуждая в ирреальных пространствах, на некий информационный поток и, пропуская его через себя, перестал узнавать собственный голос. В неповторимой симфонии, которая лишь однажды пролилась созвучиями в мир, было что-то и от непередаваемой тоски, навеянной русскими суровыми просторами, и от сдержанной мощи варяжских боевых песнопений, и от щемящей грудь таинственности культовых кельтских гимнов. Я пел, и голос мой дрожал от напряжения и силы, покуда я не ощутил, что дрожь возвращается ко мне уже из окружающего мира, усиленная резонансом природы. Тогда я открыл глаза и увидел, что листья Мирового древа слабо трепещут, травы волнуются, а ветер гуляет порывами в ритм песни, лаская прикосновениями мое чело. Цветок выпрямил стебель, бутон стыдливо приоткрыл лепестки, и в его чувственных недрах, мельтеша миниатюрными крылышками, орудовала птичка, колибри, размером чуть больше шмеля. Она принесла в клювике пыльцу, оставила ее внутри, а потом исчезла. Я откупорил амриту и аккуратно пролил на росток несколько капель. Потом опять закрыл глаза и сидел, раскачиваясь до тех пор, пока что-то не защекотало мне ступню. Выяснилось, что это хомячок. Рыжий упитанный зверек извлек из-за щеки семечко вычурной формы и протянул мне своими лапками, похожими на человеческие руки в миниатюре. Я со смирением и благодарностью принял подношение, и хомяк также удалился.

Я лег на прохладную землю и не спеша пристроил семя под камешек, выступающий из земли, и прикрыл его былинками и хвоей. Мне оставалось только ждать, свершится ли обещанное чудо, и я терпеливо ждал, не открывая глаз, вдыхая влажный аромат почвы.

Чудо не замедлило свершиться. До моего слуха донеслось сначала совсем тоненькое, потом все увереннее и громче, журчание ручья. Из-под камешка забил ключ. Струйка воды устремилась вперед, весело обежала меня, вернулась к корням Древа и, найдя заветное место, стала просачиваться вглубь. Там была полость, так как образовалась маленькая воронка, которая все расширялась и расширялась.

Я отполз дальше, пристально глядя, как вода уносит грунт, обнажая каменные ступени и узкий ход под землю. Под корнями Иггдрасиля находилось помещение. Это был бункер управления, в который мне предстояло войти, что я и проделал, когда просвет стал достаточно широким, чтобы пропустить меня. И, когда я спускался, у меня появилась всего одна мысль: придумать такой способ открывания дверей мог только сумасшедший или бог. Обычный человек предпочел бы связку ключей, технический гений – устройство, реагирующее на отпечатки пальцев или голос. Но то, что только что проделал я, не могло прийти в голову нормальному Homo Sapiens.

Ручеек, выполнив свою миссию, иссяк; вода, освободив проход, ушла под землю. Сразу начались неожиданности: ступени оказались не обычными, а с подогревом, чему мои измученные ноги в заскорузлых лаптях были несказанно рады. Когда ступени закончились, я уперся носом в двустворчатые металлопластиковые двери вполне современного, если не сказать больше, дизайна. Следуя инструкции, я слегка побрызгал на них амритой, и створки почти бесшумно отворились. Видимо, во вселенной ничто не могло отказать этой чудесной жидкости в услуге.