Ритуал

Защита в одном месте почему-то не срабатывала, и одно из приглянувшихся мне колечек я решил взять на память. Надеюсь, по законам инопланетян это не рассматривается как осквернение могил. Амулет на этот раз просто обиделся и выразился коротко:

«Упрямый баран!» – после чего отключился.

Я догнал Юдина у той самой дыры, откуда несло дымом. Под приглушенный барабанный бой грубый голос тянул тревожный тоскливый мотив. По коже пробежали мурашки. Кто-то гулко захохотал. В ответ другой голос рассерженно что-то проревел.

– Господи, – вымолвил Саня. – Что это за заведение?

– Местный филиал ада, – сплюнул я. – Чуешь, грешников жарят!

– Свихнуться можно.

– Но нежелательно. Дай-ка взглянуть.

У входа возвышались статуи демонов; надписи, покрытые жиром и копотью, украшали притолоку. Амулет болезненно запульсировал, и я удвоил осторожность. Поверхность резного деревянного обрамления входа была скользкой, и я едва не шлепнулся на пороге. Я всмотрелся в плетиво тонких резных линий: свитые тела деревянных змей были измазаны загустевшей кровью. Право же, преддверие ада по моим архетипическим представлениям должно было выглядеть примерно так же.

Внутри был шум, и вонь, и возня живых тел. Я заглянул туда.

На ад это, конечно, не тянуло, но и с раем не имело ничего общего. Внутри выдолбленной в камне залы дымило два очага. На одном кипел котел, в котором булькало жирное неаппетитное варево, на другом жарилось освежеванное копытное животное, в котором нетрудно было угадать лошадь. Куча дров почти перегораживала помещение. В углу были свалены какие-то барабаны. Было очень жарко, вентиляция, если она имелась в наличии, никуда не годилась. Увешанные черепами и шкурами зверей стены почернели от гари и сажи. Не знаю, как в такой атмосфере могут существовать живые организмы, но они здесь были. Их свежий воздух, похоже, не привлекал.

И что это были за существа! Не люди и не звери, так, нечто среднее. Полдюжины мускулистых бестий, по сравнению с которыми современные атлеты сошли бы разве за неперспективных новичков. Мизерные лбы, свирепо выпуклые челюсти, мощные зубы. Лопатообразные ручищи, сдобренные когтями, свиные глазки – в общем, обезьяно-антропы. Осмысленности в их мордах было не больше, чем в дверце шкафа.

Зверолюди готовились к продолжительной и обильной трапезе. И пусть бы кушали, мне все равно. Не так уж я был голоден, чтобы претендовать на их пищу. Но я увидел внутри их логова нечто, моментально вырвавшее меня из состояния трусливого созерцания. Я дернулся вперед, позабыв про зубы, бицепсы и кулаки зверолюдей, не обращая внимания на их дубины, рогатые палицы и не сулящую ничего доброго символику.

Я рванулся к этому нечто, но вмешательство неведомой силы с некоторым трудом вернуло меня назад. После короткой, но ожесточенной борьбы я сдался и повернулся, чтобы определить, что или кто меня удерживает. Это был мой спутник.

– Пусти, – неуверенно попросил я.

– Ни за что.

Я попытался освободиться, но мне это не удалось.

– Что же мне теперь делать с душевнобольным? – испуганно пробормотал Юдин, оттаскивая меня подальше от входа.

– Я в норме.

– Как бы не так. Ты совсем сдурел. Ты осознаешь, куда лезешь?

– Осознаю.

– Это ж верная смерть.

Я призадумался. Определенно мой друг был прав. Но ведь.

– Но ведь там же Таня! – простонал я.

Саню передернуло:

– А говорил, что нормален!

– Серьезно. Посмотри сам.

Саня, казалось, был весьма озадачен.

– Обещай, что не будешь больше так делать, – сощурился он, – тогда посмотрю.

Я кивнул. Мы осторожно заглянули внутрь, и Сане пришлось смириться с фактом: на черном резном ритуальном столбе безжизненно обвисло тело девушки, которую я так хорошо знал. Таня была полностью нага, измазана жиром, сажей и кровью, дай бог, чтобы чужой. Веревка крепко привязывала ее руки к короткой перекладине с другой стороны столба, отчего локти девушки неестественно торчали вверх. Голова безвольно поникла, беспорядочно спутанные волосы скрывали грудь. Таня была без сознания. Да и не мудрено, ведь даже, стоя у входа, мы едва сдерживались, чтобы не закашляться.

Зверолюди принялись делить снятую с очага тушу, и мы спешно убрали головы из поля видимости. Внутри началась легкая потасовка. Кого-то доставшиеся куски добычи не удовлетворяли.

Юдин отошел подальше, присел на корточки и обхватил голову руками. С губ на его помрачневшем отстраненном лице срывались невнятные бормотания. Его терзали какие-то тяжелые мысли, делиться которыми со мной он не считал нужным. Пока он раздумывал, я пытался наладить контакт с амулетом, донимая его своими вопросами до тех пор, пока он не разозлился. Мой спутник, висящий на ожерелье, обжег меня, назвал нудным и посоветовал беспокоиться о своей шкуре. Я удивился и потребовал объяснений, но безрезультатно.

Зато Саня, находясь в прострации, пролепетал такое, что мое недоверие к нему усилилось стократно. Жестами помогая течению своих мыслей, Саня излагал в бессвязной форме свои суждения о моральном облике предков и невзначай произнес фразу, на которой резко сфокусировалось мое внимание: