Люк кивнул, чувствуя, что мыслями он где-то в другом месте.
Хатч вернул его в реальность. — Тем не менее, я собираюсь рассказать тебе кое-то. И на этом закончим.
— Что?
— Ты поймешь, почему я не хочу, чтобы ты поддевал толстяков насчет их жен. Надеюсь, это послужит сдерживающим фактором для будущих военных действий.
— Продолжай.
Хатч сделал длинную затяжку и выбросил сигарету. Она упала во тьму, оставив след оранжевых искр. — Мишель выгнала Фила из дома.
— Что, честно?
Хатч кивнул. — Ему пришлось перебраться в квартиру. Она забрала девчонок, и дом собирается забрать. Полный шантаж.
— Почему?
Хатч оглянулся через плечо на палатку, где спал Фил. Когда паузу молчания нарушил храп Фила, он снова повернулся к Люку. — Он ей никогда не нравился. Ты знаешь это. Но он был при деньгах. Мамин-папин банк, потом агентство недвижимости. Только по этому она им и заинтересовалась. Хотя дела на том фронте шли не так уж и хорошо. Его компания пострадала от кризиса. Агентство недвижимости. Никто не будет покупать те шикарные апартаменты, которые строит его фирма. Если у него и было чего много, так это долгов. А все из-за кредитов и займов. Им было нечего возвращать банкам. И как только все зашаталось, Мишель умыла руки. Он потерял место и на Кипре. Банкрот.
— Вот, дерьмо.
— Не то слово. И Домжа в той же лодке, плюс-минус пара миллионов.
— Нет.
— Шш. — Хатч снова посмотрел в сторону палаток. — Развелся.
— Правда?
Хатч кивнул и потянулся к котелку. — Передай ведро.
Люк протянул ему свою пустую кружку.
Хатч сосредоточенно налил кофе из котелка. — Еще до моей свадьбы. В тот день они даже формально не были вместе. Гэйл уже несколько лет пребывала в депрессии. Вопросы самооценки. Послеродовые проблемы после Молли, их последнего ребенка. Кто ее знает. И где-то в прошлом году она просто бросила работу. А ты знаешь, какой букет у их младшего. Астма, синдром дефицита внимания. Теперь они думают, что это аутизм. Все, что полагается. Плюс, Дома еще выгнали с работы. Маркетинг в индустрии финансовых услуг. Сократили. Весь его талант как водой смыло.
— И чем он сейчас занимается?
— Присматривает за детьми, злится, вертится как белка в колесе с минимальным успехом. Гейл живет у своей матери. Сидит на таблетках.
Люк закрыл лицо руками и застонал, — Вот, дерьмо.
— И он проделал весь путь из Швеции, чтобы замудохаться, заблудиться, и получить от тебя даже не одну взбучку, а две. Вот почему они оба немного взвинченные и сварливые. И, похоже, им не так уж приятно, когда им напоминают о том, что кое-кто прожигает жизнь без всякой ответственности.
— Какого хрена ты мне не сказал, Хатч?
— Они не хотели портить отпуск. Просто хотели полностью отвлечься, а если бы ты узнал, пришлось бы слишком многое объяснять и погрязнуть в самоанализе.
Люк почувствовал, как холодеет его тело, от макушки до подошвы ног. Его даже передернуло. Он почувствовал, как его переполняет ненависть к самому себе. — Боже, какая я сука.
— Ты не должен был знать.
— Если бы у тебя не было друзей в такое время.
— Шеф, не так уж вы были близки. Ты исчез с их радара на долгие годы.
— Я знал, что что-то стряслось. Знал. Должен был догадаться. Боже, какой я эгоист. Я совершенно ушел в себя. Не видел дальше собственного носа…
Его прервал какой-то треск. Где-то там, посреди бескрайних лесов, в океане невидимых развалин и зарослей, хрустнул какой-то крупный сук. Этот треск, казалось, разнесся во всех направлениях, и было невозможно понять, откуда он исходит.
— Боже, я здесь чокнусь.
Хатч с шумом выдохнул. — Я тоже.
— Я уже слышал это раньше. Рядом с лачугой.
— Просто падающее дерево.
— Думаешь?
— Больные ветки раскисают от воды и отваливаются.
Но следующая серия звуков, услышанных ими, не могла быть вызвана деревом. Они не были похожи ни на что, слышанное ими ранее в этом лесу, или в любом другом. Это была какая-то смесь бычьего кашля и шакальего лая. Такой глубокий и сильный звук могло издавать только очень крупное животное. Дикое и свирепое. С которым лучше не встречаться. Он раздавался в метрах в двадцати от них, с подветренной стороны. Но не сопровождался шумом движения.
Определенно это было какое-то животное, но Люк знал, как тьма приглушает или усиливает ночные звуки. Даже маленькую жабу можно услышать за несколько миль, отчего она покажется гигантской. Птичий крик может быть принят за человеческий, а в звуках, издаваемых некоторыми млекопитающими при спаривании, можно даже разобрать слова. Он напомнил себе, что здесь нет хищников, которых им стоит опасаться. Здесь наверняка много диких животных, но пока они не наступили на гадюку или не перешли дорогу росомахе с потомством, с ними все будет в порядке. Они проверяли. Все дело в «городских ушах», не привыкших к ночным крикам дикой природы. Что-то вроде этого он быстро сказал себе.
И все же, нечто очень крупное, сильное и жестокое забросило вчера на дерево чью-то тушу. Оленя или лося. Содрало с нее шкуру и закинуло наверх, будто пометив территорию или устроив запас пищи.