Ритуал (ЛП)

Грязная повязка, наложенная Домом, спала с головы почти сразу. Но, по крайней мере, она остановила кровотечение, продолжавшееся несколько часов, пока он был без сознания. Рана проходила над левой бровью, через весь лоб, и терялась в волосах. Она была розового цвета и зияла, как какой-то поперечный рот. Посмотрев в маленькое зеркальце для бритья, ему показалось, что он увидел в ней блеснувшую кость. Рана была не меньше пяти дюймов в длину и отчаянно нуждалась в наложении швов.

С помощью последней салфетки из аптечки он промыл ее остатками горячей воды из кастрюли, стараясь не кричать громко при каждом прикосновении. Дом даже не смотрел в его сторону. Потом поместив под грязную повязку марлевый компресс, он осторожно обмотал ее вокруг головы, а Дом закрепил булавкой.

Самым ужасным для Люка было увидеть в зеркальце свое окровавленное, с трудом узнаваемое лицо. Воды, которую Дом полил ему на голову, не хватило. И большинство кровавых подтеков так и не отмылись. Одна половина лица, фиолетовая от синяка, выглядела еще чернее от грязи, покрывавшей кожу до самой шеи. Левое ухо забилось засохшей кровью. Ощущение было такое, будто часть головы погрузили в ванну с водой. Если он выберется отсюда, шрам останется на всю жизнь. Вид окровавленного лица и мысль о жутком белом шраме заставили его почувствовать себя еще более несчастным. Бесконечная жалость к себе переполняла его.

Костыль теперь был у каждого. Дом нашел для Люка какую-то мокрую ветку, и теперь они оба брели, поддерживая свои подрагивающие, израненные тела мертвыми сучьями древних деревьев.

Пока они шли, Люк ни словом не обмолвился с Домом. Он лишь молча указывал на бреши в лесных зарослях, более-менее пригодные для прохождения и соответствующие выбранной им траектории. В кармане куртки рядом с сердцем он хранил компас. Чаще, чем необходимо, вынимал его, чтобы убедиться, что следует намеченным им с дерева координатам.

Разговоры могли лишить их остатков сил, а встреча глазами была способна подавить всякое желание удаляться от холма. Они старались держаться рядом, но в тоже время почему-то избегали друг друга.

Люк не выпускал из руки нож, но от недостатка равновесия и избытка пульсирующей в стенках черепа боли, был уже не способен драться. Если на них нападут, им крышка.

Они просто ковыляли вперед, думая только о следующем шаге. Они оба решили идти, пока не выберутся из леса на равнину, к реке. Либо пока их преследователь не решит забрать сначала одного из них, потом другого.

Когда они нашли Фила висящим на шотландской сосне, то не стали задерживаться. Его тело было еще в худшем состоянии, чем останки Хатча. Больше походило на то животное на дереве, которое они обнаружили еще все вместе, давным-давно.

Дом продолжал хныкать, что-то бормоча себе под нос. Люк шел, опустив глаза. Он только раз взглянул на своего друга, мокрого, распятого между деревьев. Но увидев лицо Фила, больше не смог смотреть. Они с Домом даже переглянулись на мгновение.

Как испуганные дети, они ненадолго обнялись, крепко обхватив друг друга за шеи. Потом, шатаясь, прошли под бледными окоченевшими ногами мертвого друга. И двинулись прочь от него, дальше в лес.

43

Он не мог думать ни о чем, кроме как о воде. Мечтал о прохладной лесной влаге, льющейся в пересохшее горло. Серебристая и пузырящаяся, она бы мчалась, пенясь льдом, по чистому ложе потока, а потом струилась через высохшие губы, орошая пустыню рта. Если б они нашли ручей, он часами насыщался бы до приятной боли в животе, пока каждая клеточка тела не пропиталась бы водой. Вода.Одно это слово прожигало все его естество жаждой.

Перед глазами все плыло. Он посмотрел на свои руки и запястья, которые покалывало словно маленькими иголочками, и увидел стаи насекомых с раздувшимися от его крови черными брюшками. Руки буквально полностью были покрыты ими. Шея тоже. Похоже, это мошки, так как почва была большей частью болотистая. У него не было ни сил, ни равновесия, чтобы сбросить их с себя, поэтому он позволил им кормиться. По крайней мере, хоть у кого-то есть что попить.Он улыбнулся, но верхнюю часть черепа пронзила боль. И ему потребовалось несколько секунд, чтобы согнать с лица улыбку и погасить ослепительную белую вспышку в голове. Он хотел было поделиться мыслью с молча бредущим Домом, но не смог произнести ни слова.

Интересно, осталась ли у него в суставах хоть какая-то синаптическая жидкость? Ужасный скрежет и пощелкивание костей отдавались во всем теле после каждого неуклюжего шага. Перед глазами плясали белые точки. Чтобы обернуться и проверить Дома, ему приходилось останавливаться и разворачиваться всем телом, потому что любое движение шеи вызывало в голове вспышку боли. Поэтому он перестал оглядываться и проверять Дома. А когда он останавливался, чтобы перешагнуть через камень или упавшее мертвое дерево, Дом часто натыкался на него и ворчал. Они шли так близко друг к другу, и настолько медленно, что любая остановка грозила свалить их обоих с ног.