Ритуал (ЛП)

Грязный коричневатый мех рос клочьями на вытянутой морде. Безумные, янтарно-огненные, наполненные какой-то черной злобой глаза таращились из запавших глазниц. Длинные, наклоненные вперед уши, слегка подрагивали. Из грязной черной пасти торчали два длинных бесцветных зуба, больше похожих на клыки, гарантировавших своей жертве глубокое и смертельное проникновение.

Затаив дыхание, Люк приподнял вялую руку, словно заслоняясь от зубастой угрозы, нацелившейся на его горло. Длинная, покрытая грязной, пятнистой шерстью шея возвышалась над молочного цвета плечами и тяжелым бюстом, который венчали ярко-розовые, морщинистые соски.

Люк в ужасе отвернулся. Теперь внимания к себе потребовал баран. Он фыркнул. Это был первый звук, изданный фигурами. Люк уставился в мертвые, голубоватые глаза барана, обрамленные розовой каймой и белесыми ресницами. Казалось, тот смотрит на него с глубокой печалью, как лицо со старинной фотографии «Шоу уродов». Жесткий, пожелтевший от времени мех на голове был коротко пострижен, но все равно вился, словно детские кудри. На голове была гирлянда из высохших цветов, переплетенных с веткой вереска. Под маленькими квадратными зубами и крошечным подбородком топорщился жесткий кружевной воротник. Ломкое от времени муаровое платье напоминало больше погребальный саван или старомодную крестильную сорочку, сшитую для маленькой девочки. Но последнее наивное предположение по поводу одежды барана не смягчило потрясение Люка. Более того, усилило его.

Среди какофонии визжащей музыки, силясь осмыслить сюрреалистичный ужас этого приветственного представления, он почувствовал, что не может ни двигаться, ни говорить, ни даже мыслить ясно. А его посетители просто стояли, неподвижные, как манекены и смотрели на него яркими, ужасно живыми немигающими глазами, словно ожидая от него чего-то: слова, крика или какого-то слабого сопротивления.

Внезапно большая черная голова козла повернулась к барану, и между ними что-то произошло. Баран повернулся боком, показав розовое, заросшее шерстью ухо, и наклонился к полу. Люк не видел, что там такое. Из кружевного платья высунулась белая человеческая рука. По девичьи бледная и худая, с черной шипастой татуировкой на запястье. Внезапно музыка смолкла. Наступила тишина.

Люк сел прямо, прислонившись спиной к стенке коробки и поджав колени к животу. Внезапная тишина уменьшила потрясение, но ненамного. От его быстрых движений грязная овчина, покрывавшая постель, сбилась, обнажив старое сено, заполнявшее коробку.

Почему я не на больничной койке?Он задался вопросом, не сожгло ли в нем еще один предохранитель это повторное появление черного козла. Так он на всю жизнь рискует остаться очень нервным человеком.

Козел поднял вверх две человеческие руки с длинными пальцами. Именно такие были приделаны вместо копыт к существу, которого Люку доводилось уже видеть.

Грязные ногти на тонких пальцах вцепились в волосатые щеки козлиной головы и подняли ее верх, явив под маской лицо, от которого Люку тут же захотелось отвернуться.

Оно было покрыто засохшим слоем какого-то белого грима. Он полностью покрывал всю кожу лица, кроме обозначенных черным цветом морщин на лбу и в уголках угрюмого рта. От сплошных пятен черного грима, покрывавшего глазницы, глаза казались еще более запавшими. Толстые губы тоже были выкрашены в черный цвет, но под жаркой маской большая часть грима с них стекла. Теперь они ухмылялись Люку, обнажая желто-коричневые, как сырая кукуруза, зубы.

Длинные черные волосы, слипшиеся от пота, свисали маслянистыми веревками вокруг крупного скорбного лица. Темные линии, похожие на рубцы шли от переносицы на лоб, придавая бледному лицу постоянно хмурое выражение. Глаза были холодными, ярко-синего цвета. В их пристальном взгляде читалось высокомерие и осознание собственной важности. У мужчины была длинная всклокоченная борода. Струйки белого грима натекли на нее, покрыв волосы глазурью, напомнившей Люку листву зимних деревьев из набора игрушечной железной дороги.

Быстро осмотрев новое окружение, Люк поискал глазами дверь в ровных, но покрытых пятнами стенах. Между зайцем и козлом, в месте соединения двух невзрачных стен, он высмотрел узкий проем. Он был закрыт. Древняя штукатурка на окружающих его стенах вспучилась и отошла от погнувшейся древесины, придавая комнате уродливый, выпуклый вид, что вызвало в нем еще большую тревогу. Он не мог понять, почему именно. Маленькое окно, закрытое коричневатыми тюлевыми занавесками, пропускало в комнату лучи света, в которых клубилась пыль.

Лежа в древней кровати под овчиной, такой грязной, что кожа стала на ощупь как резина, он понял, что его даже не вымыли после всех его лесных мытарств. Этот факт расстроил его, чуть ли не до слез.

— Добро пожаловать, — сказал человек с белым лицом. Голос был каким-то неестественно низким. Из-за внезапного оживления рта и тембра голоса мужчина показался Люку моложе, чем тогда, когда только снял маску. Ему можно было дать лет двадцать с небольшим, может даже, девятнадцать.