Ритуал последней брачной ночи

При нашем появлении змеиные медалюшки звякнули.

— Простите, вы не подскажете, Тео Лермитт уже выступает? — светски спросила Монти, изо всех сил симулируя принадлежность к искусствоведческому сообществу.

— Сейчас выступает Нгуен Ван Чонг. Профессор Лермитт — следующий, — надменно произнесла Кобра. — Да вас, девушка, кто пустил на симпозиум в таком виде?

Конечно же, это касалось моего походного вица. Монти же была выше всяких похвал: она нарядилась на этот чертов симпозиум как на выступление труппы Мориса Бежара. Не хватало только бриллиантов в ушах и театрального бинокля.

— Вообще-то я случайно здесь… Я шприц искала… — Я лучезарно улыбнулась Кобре. — У вас случайно нет щприца?..

Монти совсем не по-бизнесвуменовски ойкнула, сделала нечто похожее на книксен и поволокла меня к выходу из сортира.

— Ты что, ополоумела? Что за тексты? — прошипела она. — Хочешь, чтобы нас отсюда выкинули, как щенков?

— Да ладно тебе, Монти… Уже и пошутить нельзя.

— Тебе же нельзя светиться, дура ты набитая!..

Монти бросила меня на диван в темном углу холла, села рядом и принялась копаться в сумочке.

— Вот. Возьми, — она протянула мне мобильник. — Он уже подключен.

— Зачем?

— Затем, чтобы я была спокойна. Чтобы я могла связаться с тобой в любую минуту. И ты со мной. Обещаешь?

— Конечно.

Подарок был настолько же щедр, насколько и неожидан. Я расчувствовалась и даже подпустила слезу.

— Я с тобой никогда не рассчитаюсь, Монти!

— Пустяки. Рассчитаешься. Будешь вкалывать на лесопилке. В благословенной Швеции. Среди реликтовых лесов. Из мужиков — только бобры и белки-летяги. Отдохнешь душой и телом. Телом, естественно, прежде всего. Пойдем, а то пропустим профессора!..

…Профессора я все-таки пропустила.

Я заснула, едва лишь он приступил к основной части своего доклада и принялся довольно ловко, хотя и туманно, излагать основы непонятной мне балийской мифологии. И ее пантеона, увековеченного в масках, бумажных фонарях и подсвечниках. И как только он произнес имя верховного божества («Санг Хьянг Тунггал»), я содрогнулась всем телом, сдвинула на затылок наушники и благополучно отрубилась.

А проснулась оттого, что Монти трясла меня за плечо.

— Ну-ка, вставай, нравственная уродка! Как можно спать, когда человек говорит о таком!..

— О каком? — Возвращение из сна в реальность всег-Да давалось мне тяжело.

— О сущности мироздания. — По холеному лицу Каринэ Суреновны Арзуманян, никогда прежде не замеченной мной в религиозном фанатизме, прокатилась одинокая слеза просветления.

— Смотри, как тебя прибило! — Я повесила наушники на спинку кресла. — Куда едешь в качестве миссионерки?

— Не твое дело…

Я сбавила обороты. В конце концов, Монтесума печется обо мне, как о единоутробной сестре, пусть и менее удачливой. И лезшей на свет божий не головой, а задницей. Да еще и мобильник!.. Вспомнив об игрушке, презентованной мне Монтесумой, я сказала примирительно:

— Что, любопытно было послушать?

— Феерически! Только ты можешь спать в такие моменты, чмо необразованное!

— У меня есть смягчающие обстоятельства… Я не спала всю ночь. Мы с Рейно…

— Уволь меня от своих мужиков. Ты даже в могиле найдешь с кем перепихнутъся!

— Это вряд ли. А если ты будешь так реагировать на выступления всяких проповедников, то у тебя откроется кровотечение на руках и на ногах… Как это называется, я забыла?

— Стигматы…

— Вот именно, стигматы.

— Лучше стигматы, чем всю дорогу дрыхнуть. Ты даже убийство проспала.

Что правда, то правда. Монтесума умела вставить в строку нужное лыко. Я зевнула ей в лицо.

— Кстати, об убийстве. Не забывай, что он один из подозреваемых. И подозрения с него еще никто не снимал…

— Может быть, стоит взять у него автограф? Ты как думаешь?

Ценная мысль. Но Монтесума!.. Монтесума была не лучше Кайе, которая жаждала пары строк от Полины Чарской. Хотя, с другой стороны… Автограф и Полина Чарская моментально слились в моем мозгу, обвили друг друга в экстазе и высекли еще одну ценную мысль.

Анонимка Тео Лермитта, которую Рейно передал мне. Она и сейчас лежала в заднем кармане моих джинсов. Так почему бы ею не воспользоваться?..

Но стоило мне подумать об этом, как я получила унизительный и довольно ощутимый удар под колени и оказалась на полу.

— Что происходит? — просипела я.

— Лежи тихо, — таким же шепотом ответила мне Монти. — В зале гиена.

— Какая еще гиена?

— Фээсбэшная. Навуходоносор стриженый. Лемешонок.

— Лемешонок? — Я инстинктивно поджала колени к подбородку. — А что он здесь делает?

— Меня высматривает, подонок. Думает, что я приведу его к тебе.

— А ты?

— Разбежалась! Тварь такая! — От переполнявшей ее ненависти к Лемешонку Монти снова стукнула меня под коленную чашечку. — Нет, я не приведу его к тебе. Я приведу его к разжалованию. И ссылке в область! В какие-нибудь богом забытые Александровские Концы!..

— А я думала, его убрали… Твоими молитвами… — простонала я.

/

— Не убрали, как видишь. Лемешонок вечен. Как геморрой и туберкулезная палочка. Ладно, оставайся пока здесь, а я его сейчас отважу.