Ритуал (СИ)

Это — «да» — имело привкус мятного табака и утреннего кофе. И кружилось в воздухе, оседая вниз. Алтарь вспыхнул под моими руками, сила взметнулась вверх теплым ветром, пошевелив завитки волос.

Мы стояли почти нос к носу, глаза в глаза, разделенные только алтарной плитой.

— Давай, — дядя широко раскинул руки, и отшагнул назад, открываясь, — давай, Вайю! — Алтарь снова вспыхнул прерывисто под моими ладонями, но контроль я удержала. Полночи медитаций не прошли даром. Голова была пустой и звенящей, мысли текли четко, ложились ровными линиями, объединяясь в систему. — Ты же хочешь, сделай… — искушал он, улыбаясь очень криво. И я, наконец, поняла, что было в его глазах — напряженное, скрученное в тугую пружину… ожидание неизбежного.

— Хочу, — выдохнула я тихо, — поблагодарить. За то, что не соврал.

— Успокоительный эликсир?

— Нет. Не пила, но всплеска не будет. Считаем это за первый вопрос.

Дядя нахмурился, внимательно, по-новому, изучая тщательно уложенные волосы, форму, ленту в петлице.

— Второй вопрос, — я похлопала кончиками пальцев по гранитной плите. — Приказ выполнили? Сакрорума убили наши люди?

— Нет, — снова улыбнулся, насмешливо и криво. — Не-ус-пе-ли. Горца сняли раньше, — продолжил он деловито. — Это истинный талант — умудриться нажить столько врагов за такую краткую жизнь.

— Кто?

— Тц, — дядя покачал пальцем из стороны в сторону. — Моя очередь спрашивать, — улыбка стерлась, глаза похолодели, когда он опять наклонился близко-близко. — Я хочу знать, кто такой этот Сакрокрум, чтобы ты допрашивала Главу собственного Клана? Кто такой этот вшивый горец, которого ты знаешь несколько декад, и с которым встречалась всего четыре раза? Кто он такой, Вайю? — громыхнул дядя так, что, казалось, завибрировал воздух вокруг. Алтарь вспыхнул неярким светом. — Видишь? Видишь до чего мы дошли? — мы так и стояли друг напротив друга, как два бойца, разделенные гранитной плитой. — Я ждал, что ты используешь силу, Вайю, — закончил он устало. — И я хочу знать, из-за кого мы дошли до такого.

Я молчала.

— Я требую ответа на свой вопрос, Вайю, — закончил дядя жестко, и Алтарь опять тускло вспыхнул под нашими ладонями.

— Из-за меня, — не смотря на весь псаков обретенный контроль глаза запекло. — Из-за меня, — выдохнула тихо, и мне стало легче. Алтарь вспыхнул умиротворяюще, подтверждая правдивость моих слов. Всё из-за меня.

Я бы много дала, чтобы вернуться в дом Браев и отпустить связанного Нике на все четыре стороны, просто выпнуть его из дома под зад, и найти другого темного, который держал бы чары. Но я хотела Нике. Хотела иметь его рядом сейчас, а не через десять зим. Это я — соскучилась, и это моё эгоистичное решение привело к таким результатам. Я могла отпустить его после, но связала контрактом по рукам и ногам, думала — время ещё есть, хотела показать ему столько… но ни разу не спросила, чего хочет сам Нике. Хотела — я. И этого было достаточно.

— Блау имеют право, — выдохнула я горько. — Блау всегда получают то, что хотят. Так ты учил меня. Любая игрушка. Любые вещи. Любые люди.

— Вайю…

— Я хотела горца себе, — выдохнула я после очень долгой паузы. — Нике был бы гениальным целителем. Не вылечил бы Акса, но помог бы.

— Целителей много, мальчишка закончил один курс, и его возможная гениальность в будущем…

— Это был мой горец, дядя. Мой. Не трогай никого из моих людей, дядя. Я бы и слова не сказала, вырежи ты хоть всю общину где-то там, на заснеженных вершинах Лирнейских, но это был мой горец, и я сказала тебе об этом. МОЙ.

— А ты — МОЯ. Моя. И когда твой отец доверил тебя мне, я обещал, что сделаю всё, чтобы защитить его дочь.

— Дядя, — дышать стало сложно, как будто мне на грудь упала алтарная плита, и кончился весь воздух. Не виноват был никто. Ни Нике, ни дядя, никто, кроме меня. Я не смогла объяснить вовремя, как важен для меня Сакрорум, чтобы дядя понял. Нике взяли в оборот только по одной причине — близко к Блау. Если бы я держалась подальше, никого бы не интересовал горец из вшивой высокогорной деревушки. Если бы я только держалась подальше…

Я тихо застонала сквозь зубы. Всё потому что я была жадной. И нетерпеливой. Хотела получить всё и сразу, вернуть себе всё, что я потеряла, если бы я подождала, Нике был бы жив.

И я могла понять Нике, почему он сдал меня дознавателям. С его презрением к авторитетам, с его страстью к очередной Булке, с его порывистостью… он всегда был таким. Дураком. И могла понять дядю. Простить можно было всех, кроме себя, потому что уже ничего не исправить. Ни-че-го.

Теперь я буду держаться подальше от каждого, кто был дорог. Подальше от Блау — самое безопасное место, так говорила Фей. И с Фей тоже — уже поздно.

— Я разрушаю всё, до чего дотрагиваюсь, правда, дядя? — выдохнула я горько.