Ритуал (СИ)

— Вайю…

— Идемте, Наставник, — игра на новом поле? — Ведь пешку следует переодеть.

— Что вы пили на приеме?

— Чай, — я покачала перед носом Ликаса правой рукой — камень в кольце — определителе ядов и добавок, оставался прозрачным, как слеза. Наставник наклонил голову набок, оценивая меня, и свет от уличного фонаря падал сбоку, и тени ложились строгими мазками — Фей впечатлилась бы. — Отец ревновал, правда? Вы очень красивый, Наставник, и всегда рядом с мамой, — пояснила я.

— Пили, — констатировал Ликас обреченно.

— Несу чушь?

— Говорите то, что думаете, а думать вам несвойственно, — выдохнул он облачко белого пара. — Надеюсь, эффект временный.

— Надеюсь, эффект постоянный, — щелкнули кольца, и несколько плетений взвились в небо с пронзительным свистом, рассекая пополам красные фонари, которые не успели подняться слишком высоко. Где-то вскрикнули и загомонили, обрывки алой бумаги и обломки реек планировали вниз, спускаясь по окружности. — Всегда хотела это сделать. Псаковы фонари, — кольца щелкнули ещё раз, но большая рука Ликаса сковала мои запястья. — Это — благо, — пояснила я жестко. — Когда желания не исполнятся, а они не исполняются каждую зиму, никто не будет сетовать на небеса и винить себя. Виновный найден, — я сверкнула шальной улыбкой и коротко поклонилась. — Вместо того, чтобы сложив руки, вверить себя богам, они начнут делать хоть что-то… вдруг это их желания сегодня не достигли небес?

Ликас молча наблюдал, как обрывки алой бумаги медленно опускаются на снег.

— Или другой вариант, — я выкрутила руки из захвата и размяла запястья. — Я — убийца, — кусок рисовой бумаги спустился прямо мне под ноги, и я поймала, смяв в ладони, остатки фонаря. — Это чья-то мечта? — я отвела руку и забросила бумажный шарик далеко. — Значит я — убила мечту. Разрушила надежды. И что? Теперь всё? Ничего не получится и ничего не исполнится, потому что кто-то там не получил молитву? Псакова чушь! Даже если кто-то скажет, что мир рухнет завтра, сегодня — мы должны бороться… а не запускать в небо бесполезные фонари.

Я выдохлась, и, запрокинув голову вверх, следила, как светящиеся точки заполонили почти всё небо над Керном, и стало светло, почти как днем.

Мы молчали. Охрана замерла на несколько шагов сзади. Звуки толпы как будто отодвинулись и стали тише. Порошил снег, подсвеченный огнями запущенных в небо иллюзий.

Ликас, увидев, что я доела первую палочку боярышника, достал из кармана ещё одну, тщательно завернутую в прозрачную бумагу, и молча сунул мне в руки.

— Оу, взятка? Значит, дальше будет ещё хуже, не так ли? — я хрустнула, обкусывая ягоды по бокам. — Что запланировано для меня у аллари? Месть? О нет, ведь не зря же мне дали увидеть всё самой в кузнечной лавке. Кого я должна обвинить? Видимо, кого-то из Совета? — я била в небо. — Вкусно, свежее, — я облизала сладкие с легкой горчинкой губы — боярышник был хорош. — Обвинение — это первый акт, что во втором? Горцы плохие — аллари хорошие, такой вывод я должна была сделать? Или нет — есть хорошие аллари и есть плохие. Скажите, кто хороший, Наставник? — я обогнула Ликаса и заступила ему дорогу, продолжая откусывать ягоды на палочке. — Скажите. И я послушаю.

— Скажите мне, что мой Наставник, который давал клятву учить и защищать, на моей стороне. Скажите. И я поверю. Что хоть кто-то на моей стороне, — я рассмеялась тихо и горько. — Сегодня мне нужно верить хоть во что-то. Только на сегодня. Скажи мне, — я шагнула вперед и схватила его за отвороты верхнего кафтана. — Скажи мне, Ликас! Соври мне!!!

Алариец молчал.

— Только сегодня — соври мне, что ты на моей стороне! Хотя бы ты…, — я выдохлась и разжала руки. Псаковы остаточные последствия всплеска.

— На чем мы прокололись? — хрустнул снег, Наставник сгорбился, спрятав руки в карманы, и шагнул ко мне, близко, почти нос к носу.

— Афродизиак. То, что знает один аллари, знают все. В столичной кондитерской лавке с таким гербом, пятьдесят шесть наименований подарочных наборов, и только один с южными специями в таком количестве.

Это единственное, что я бы никогда не стала есть — и знала об этом только Нэнс, которая удивилась резким изменениям вкусов госпожи.

Стоят печеньки двенадцать империалов. Это больше, чем стипендия за курс у всех юнцов вместе взятых. За целую зиму. И? Юнцы прислали мне такой набор? Парней-горцев было жалко, но… дураки обычно долго не живут. И никто из целителей ещё не запатентовал плетения от идиотизма.

Ликас не отреагировал, только немного напряженней стала линия плеч.