Ритуал взаимодействия

Мистер Уильямс получает этот опыт и затем делает его доступным, публикуя в популярном журнале. Драматичный репортаж прекрасно отражает соответствующие события, как это отразила бы кинематографическая или сценическая версия. Мы, читатели, как бы вовлечены в них со стороны, безмятежно удаляясь от того, чем мы живем. То, что для него — состязание характеров, момент истины, для нас — средство помассировать свою мораль.

Каковы бы ни были причины, по которым мы потребляем чужую (замещающую) судьбоносность, социальные функции этого ясны. Достойные люди в судьбоносных обстоятельствах доступны всем нам для идентификации с ними, когда мы захотим отвернуться от своего реального мира. Через эту идентификацию может проясняться и подтверждаться кодекс поведения, утверждаемый в судьбоносной активности, — кодекс, которому слишком накладно или слишком трудно полностью следовать в повседневной жизни. Приобретается система отсчета для оценки повседневных поступков без сопряженных с ней издержек.

Та же фигура для идентификации часто присутствует во всех трех видах судьбоносной активности: опасных задачах, состязании характеров и серьезном действии. Следовательно, нам легко поверить во внутреннюю связь между ними, ведь тот, кого характер ведет к одному из видов судьбоносной активности, сочтет необходимым и желательным участвовать и в двух остальных видах. Легко упустить из внимания, что естественная склонность героя ко всем типам судьбоносности, возможно, присуща не ему, а тем из нас, кто виртуально участвует в его судьбе. Мы формируем и наполняем эти романтические фигуры ради удовлетворения нашей потребности, а нуждаемся мы в экономии — это потребность вступить в замещающий контакт с максимальным количеством оснований для характера за одну и ту же входную цену. Живой индивид, заблуждающийся настолько, что он ищет все мыслимые виды судьбоносности, просто добавляет свою плоть и кровь к тому, что изначально поставлялось в коммерческой упаковке.

Это предполагает, что правила социальной организации могут поддерживаться и сами давать поддержку нашему виртуальному миру образцовой судьбоносности. Следовательно, герой вряд ли будет человеком с улицы:

Представьте себе напряжение нашего морального тезауруса, если бы потребовалось создавать героические мифы о бухгалтерах, программистах и менеджерах по персоналу. Мы предпочитаем ковбоев, детективов, тореадоров и автогонщиков, потому что эти типы олицетворяют достоинства, для воспевания которых наш язык оснащен запасом слов: индивидуальные достижения, подвиги и доблести[256].

Потребность в портрете требует найти место для художника. И так, на краю общества, масса людей, очевидно, считает разумным участвовать прямо в рискованных поступках, живя с честью. Отодвигаясь дальше и дальше от сути нашего общества, они, кажется, все больше и больше схватывают определенные аспекты его духа. Их отчуждение от нашей реальности освобождает их для ненавязчивого побуждения к реализации наших моральных фантазий. Как отмечалось в связи с правонарушителями, они каким-то образом кооперируются, ставя сцены, в которые мы проецируем нашу динамику характера: