В качестве заключительного, четвертого шага во взаимообмене прощенный человек выказывает знаки признательности тем, кто даровал ему прощение.
Фазы корректировочного процесса — вызов, искупление, принятие и благодарность — предлагают некоторую модель межличностного ритуального поведения, однако от нее возможны значительные отклонения. Например, пострадавшие могут предоставить нарушителю возможность самому инициировать искупление, прежде чем предъявить ему вызов и расценить его проступок как инцидент. Это обычная любезность, основанная на допущении, что человек сам спохватится. Далее, после того как пострадавшие приняли искупительную жертву, виновный может заподозрить, что это сделано ими неохотно, лишь из соображений тактичности, и потому он может добровольно предпринять дополнительные искупительные жесты, не позволяя замять дело, пока не получит второго или третьего подтверждения принятия своих извинений. Или же пострадавшие могут тактично войти в положение виновного и подыскать ему приемлемые для них в силу сложившихся обстоятельств извинения.
Существенный отход от стандартного корректировочного цикла наблюдается тогда, когда нарушитель, которому предъявлен вызов, явно отказывается внять предупреждению и продолжает вести себя неподобающим образом вместо того, чтобы исправиться. Такой шаг требует новой реакции бросивших вызов. Если они мирятся с таким отказом, становится ясно, что их вызов был блефом и так он и был воспринят. Это слабая позиция, не позволяющая им сохранить лицо, и им остается лишь сотрясать воздух. Чтобы этого избежать, они могут предпринять некоторые классические шаги: могут, отбросив приличия, начать жестко мстить, тем самым разрушая либо себя, либо того, кто отверг их предостережение. Они могут и воздержаться от внешних угроз, будучи охваченными праведным возмущением и гневом и уверенными в неотвратимом возмездии. Оба эти пути приводят к лишению обидчика статуса партнера по общению и тем самым к признанию недействительными выраженных им оскорбительных суждений. Обе стратегии служат спасению лица, но их цена высока для всех участников взаимодействия. Отчасти ради предотвращения подобных сцен обидчик, как правило, спешит извиниться; он не хочет, чтобы уязвленные персоны были вынуждены прибегнуть к исключительным мерам.
Ясно, что в этих циклах взаимных реакций играют роль эмоции, например, когда выражается сильное огорчение тем, что пострадало лицо другого, или гнев из-за того, что произошло с собственным лицом. Хочу подчеркнуть: эти эмоции сами являются своеобразными актами взаимодействия и настолько точно вписаны в логику ритуальной игры, что вне ее их было бы трудно понять[24]. По сути дела, спонтанно выраженные чувства должны точнее встраиваться в формальную схему ритуального взаимообмена, чем сознательно изображенные.
Любая практика нейтрализации конкретной угрозы сохранению лица открывает возможность намеренного злоупотребления этой угрозой, чтобы гарантированно извлечь из нее максимум выгоды. Так, если индивид знает, что его скромность встретит одобрение со стороны окружающих, он может напрашиваться на это; если его самооценка поддерживается определенными инцидентами, то он может сам подстроить инцидент, позволяющий ему проявиться в благоприятном свете; если окружающие готовы терпимо отнестись к его вызывающим действиям либо принять извинения, то он может воспользоваться этим как основанием для безнаказанного нанесения им обиды. Своим внезапным уходом он может поставить других в ритуально неловкое положение, заставив их выпутываться из ситуации незавершенного взаимообмена. Наконец, с некоторыми издержками для себя, человек может спровоцировать других как-то задеть его чувства, тем самым заставив их ощутить вину, раскаяние и продолжительную утрату ритуального равновесия[25].