Очевидно, что традиционный анализ совладания и защиты может быть применен с учетом судьбоносности. Но при этом не учитывается известный факт адаптации к риску. Когда мы внимательно смотрим, как люди, чья ситуация постоянно судьбоносна (скажем, профессиональные игроки или солдаты на передовой), адаптируются к жизни, то обнаруживаем, что ясное ощущение последствий специфическим образом притупляется. Мир, представляющийся игроку азартной игрой, в конце концов лишь игра, из которой рискующий человек может научиться выбираться. Он приспосабливается к подъемам и спадам своего благополучия, не настаивая на своих прежних отношениях с миром и относясь через призму риска к тому, в обладании чем другие уверены. Это нормализует перспективу: когда условия полностью осознаны, жизнь может быть построена на их основе, и рассматривая их снизу вверх, человек начинает видеть подъемы, а не спады, как временные явления.
Хотя с любого рода судьбоносностью можно бороться и путем совладания, и путем защиты, ее нельзя избежать полностью. Важнее то, что есть некоторые виды деятельности, судьбоносность которых действительно ощутима, если учесть размеры «ставки», степень риска и проблематичность исхода. Именно в этом случае, если, конечно, индивид готов воспринимать ситуацию как практическую азартную игру, происходит добровольное принятие серьезного риска.
Некоторых индивидов их более общие обязательства вовлекают в то, что они могут воспринимать как рискованные предприятия, так что порой необходимость превращается в добродетель. Это еще одно защитное приспособление к судьбоносным ситуациям. Сталкивающиеся с судьбоносными обязанностями индивиды иногда считают себя достойными уважения, так как не боятся ставить себя под удар. В каждом контакте, как они убеждены, они готовы рисковать своим благосостоянием и репутацией, превращая встречи в конфронтации. Они испытывают более или менее тайное презрение к людям с надежной и безопасной работой, людям, которым никогда не приходится сталкиваться с подобными испытаниями самих себя. Они не только претендуют на работу, полную возможностей выбора и риска, но и намеренно ищут такую обстановку, отклоняя безопасные альтернативы, имея желание, способность и даже склонность жить в условиях вызова[139]
.Талантливые взломщики и карманники, чье мастерство сопряжено с повышенным риском, глядят, так сказать, сверху вниз на мелкого воришку, так как единственное искусство, которым он должен обладать для своего ремесла, — это ловкость[140]
. Уголовники также могут не уважать скупщиков краденого — «безмятежных воров»[141]. Крупье в казино Невады убеждены, что именно им приходится, сталкиваясь с твердым намерением игроков выиграть, хладнокровно преграждать им путь, постоянно блокируя их умение, везение и мошенничество, или же они теряют свою репутацию у руководства. Будучи вынуждены сталкиваться с этими обстоятельствами ежедневно, они чувствуют себя отличающимися от сотрудников казино, не находящихся «на линии огня». (В некоторых заведениях есть специальные крупье, вступающие в игру, чтобы «помочь природе» откорректировать везение, время от времени испытываемое игроками, которое дорого обходится казино, или снять неуверенность, которую может испытывать распорядитель в казино, когда делающий большие ставки игрок начинает играть чересчур серьезно. Эти крупье демонстрируют искусство, требующее деликатности, быстроты и сосредоточенности, и их работу можно легко испортить. Более того, игрок в это время, скорее всего, вовлечен в игру очень сильно и открыто и воинственно ищет в небольшом поле игры признаки противодействия ему. Понятно, что у опытных «механиков» игры в карты и кости развивается презрение не только к не-крупье, но и к