Ритуальное убийство на Ланжероновской, 26

    Росли здоровыми сынишка и совсем маленькая дочь. Только недавно она перестала её кормить грудью. Светлая улыбка проскользнула на её лице. Маковский держал её руку в своих крепких руках. Сара была счастлива своей спокойной размеренной жизнью без особых приключений. В своей реальной жизни, она не хотела перемен, путешествий в незнакомые страны, изведывать неизвестные ей переживания. Жизнь без страстей и переживаний, без желания пережить неудобства. Жизнь  её  текла  размеренно и это её пережили смерть родившегося первенца, а выехали на отдых только теперь. Она понимала, полностью устраивало. Сколько было волнений при переезде из Херсона в Одессу. Но всё прошло, время сгладило заботы и волнения. Жизнь потекла так же плавно и спокойно. По субботам и в праздники она зажигала свечи, молила Всевышнего о благополучии, о здоровье родных и близких.

    С чувством полного удовлетворения жизнью, она ходила на Привоз, реже на Новый базар, вернее ехала на извозчике, которого нанимала Акулина, если они ехали вместе. А так, Акулина ходила на базар пешком ежедневно, принося свежие продукты и варила каждый день свежие блюда на всю семью. Часто у них обедали близкие люди и деловые партнёры. Засиживались помногу часов за столом, когда обед плавно переходил в ужин, когда свершались сделки или просто разговаривали за жизнь. В таких случаях Сара просила прощения, покидая застолье и переходила в свою комнату и садилась за чтение романа или за пяльцы, вышивая гладью очередную вещичку.

    Шестьдесят семь лет жизни изменили лицо Сары, но не на столько, чтобы полностью исчезла  нежность кожи, белый, можно даже сказать, бело-шёлковый цвет лица и живой интерес к жизни в глазах. В них не было грусти и безжизненной затуманенности. Глаза, не то, чтобы горели огнём, не искрились, как в молодые годы, но и не высказывали глубину переживаний за долгие прожитые годы, в которых были погромы в Херсоне, разбой и грабёж по дороге из Херсона в Одессу, болезни детей. Она ничего особенно не делала для поддержания своего внешнего вида, но всё же всегда ела в меру, даже меньше, чем хотелось, никогда не пользовалась сомнительными рекомендациями не то, что знахарями или знакомыми, но и уважаемыми лекарями, для сохранения фигуры. Старалась избегать острых и незнакомых блюд, мало потребляла соли и сахара. Вела нормальный спокойный образ жизни.

    И вот, теперь всё рухнуло. Привычная жизнь, ежедневные заботы, размеренный распорядок дня, обеды, завтраки, ужины. Куда всё подевалось и зачем всё это, если её муж, благороднейший человек, уважаемый и благополучный член общества, сидит в тюрьме. Как он там обходится без тёплой ванны, без приличного обеда, что он там вообще кушает, кто ему стирает бельё. У него даже нет с собой приличной смены. Сара вообще не представляла себе где и зачем он сидит, что там за обстановка. Слухи, доносившиеся до неё, ужасали её. Она пыталась узнать у Акулины хоть какие-то новости, но та молчала и ничего не говорила, не желая огорчать хозяйку. Акулина отговаривалась: «Ничего не слышала, ничего не знаю. Б-г его сохранит и спасёт. Не убивайтесь так хозяюшка, не мучьте своё сердце. Всё образуется»

    Каждый божий день Акулина открывала почтовый ящик, висевший на внутренней стороне входной парадной двери и вынимала почту. Почтальон просовывал в щель письма, газеты, а Акулина передавала их хозяину, когда он был ещё дома, до ареста. Теперь она относила всю почту хозяйке. Акулина заметила, что, читая некоторые письма, хозяйка рыдала, разрывая своё и её сердце. Она никак не могла взять в ум, почему хозяйка плачет. Как-то раз она не выдержала и спросила:

 - Почему Вы плачете, дорогая хозяюшка, когда читаете  письма?

 - Ты послушай, что пишут, - открыла одно из последних, полученных только сегодня, - «Смерть жидам! Изверги проклятые. На виселицу живодёров. Мало им, что повесили нашего Иисуса-Христа, душегубы, так они пьют кровь невинных христианских младенцев! Бей жидов – спасай Россию» - вот, что они пишут и так почти каждый день, Акулина.

    Сара читала эти выжженные на её сердце слова и рыдала. Слёзы  текли  ручьём. Она  вспомнила  погромы  на Херсонщине. Акулина как могла утешала хозяйку.

 - То разбойники с большой дороги. Им бы только грабить и убивать. Проклятия нет на их головы. Пусть они горят в гиене огненной. А хозяин буде дома. Всё буде, дорогая хозяюшка, правильно.

    Акулина думала, может не показывать хозяйке те письма. А что, если в каком-нибудь что-то важное. Нет, она не могла утаивать почту от хозяйки.

    Сара в отчаянии и горе перестала чувствовать своё тело, впала в состояние, где нет ни желания, ни страха, вообще ничего, кроме какого-то умиротворения. Боль – это не последний предел. Она подумала о тех, кто страдал, не желая страдать, и не прося о том, чтобы им причиняли страдания. Она вырвалась за рамки своей плоти, перешла границы тела, осталось лишь душа и «свет», иное пространство, рай. Она победила себя и тех, кто причинял ей боль.

 ***