Ритуальное убийство на Ланжероновской, 26

 - Паяем, починяем. Кастрюли, чайники, тазы. Паяем, починяем! – Призывали вновь обращенные паяльщики, Анжей и Коваль. Расположились со своими ящиками по среди двора на Ланжероновской, 26. Вынули инструменты, паяльную лампу, пару старых кастрюль и призывно приглашали хозяек, предлагая не хитрый сервис.

 - Мадамочка, чиним, паяем, починяем кастрюли, чайники. Приносите, не дорого берём.

 - Я не мадамочка, я прислуга у господина Маковского и старых кастрюлев у моих хозяев не водится.

 - Так это ты того самого хозяина, который арестован за страшное дело?

 - А то одни наговоры, не виноватый он совсем.

 - Скажи, любезная, у вас и обыск был?

 - Был. Перерыли много чего. Два дня потим убырала.

 - Нашли чего?

 - Ничого не найшлы. Забралы только письмо.

 - Какое письмо, от кого?

 - Та то и не пысьмо, а так, одна бамажка, шо принэслы с чемойданом, - с огромным сожалением говорила Куля.

 - Кому  ещё показывали ту бумажку?

 - Никому… Смотрел её один, хотел помочь, да отказався. Говорыв, шо она не годыться.

 - Ты его знаешь того, что брался помочь твоему хозяину?

 - Дружок Василия, Пелагеи Ивановны сынок с нашего дому, там его хата, - кивнув в сторону Василия квартиры, Акулина пошла по мраморной лестнице к себе домой.

    Сыщики сразу смекнули, что проверить того Василия следует немедленно. Спешно собрали свои ящики.

 - Делать нам в этом дворе нечего. Работа не идёт. Пошли отсюда.

 - Любезные. Помогите мне. Слышите меня? – в верхнем этаже со  скрипом открылось окно веранды и пожилая женщина кричала, обращаясь к лудильщикам.

 - Чем можем помочь? - отозвались мастера.

 - Миска течёт, починить срочно нужно, а я не могу спуститься, дома нет никого, одна я.

  - За минуту сделаем. Какая квартира?

 - Седьмая. Третий этаж. Дверь справа. Она открыта. Прошу.

    Наверх поднялись оба, как всегда, не расставаясь.

 - Мадам, так и сидите тут целый день? – спросили у пожилой женщины, сидящей в глубоком кресле возле стеклянной стены веранды.

 - Да, милые. Сижу уже три года. Смотрю на жизнь через стекло.

 - Скучно так сидеть. Смотреть во двор целыми дням.

 - Что вы. Целая жизнь проходит перед глазами. Кто куда ходит, кто с кем общается, кто что принёс или унёс.   

 - Что в этом интересного? - понять Анжей и Коваль не могли.

 - Интересного и загадочного много. Смотреть люди разучились. Днями Василий с пацанчиком пошли в катакомбы, а обратно не вернулись. Что им надо было в тех катакомбах и

 кто открыл им замок в те катакомбы, что были закрыты многие годы на большой замок? Загадка?!

 - Загадка! Давайте миску, починим, дорогая без денег, вы заслужили даже новую миску.

    Вот, где нужно искать. Кто бы мог подумать искать в катакомбах.

***

 - Привет, Вася, как жизнь твоя? – спросил Фёдор, заходя к Василию в гости разузнать, как дела.

 - Приходили к нам из Городской Управы, искали ключи от катакомбы, говорили, нужно проверить, где течёт из домов вода, - начал разговор Василий.

 - Что ты им травил?

 - Никаких ключей у меня нет и не знаю где? – ответил Васька.

 - Хорошо. Молодец.

    Федя всё понял и нужно срочно принимать меры.

 - Наметилась работёнка. Уехать нужно на пару дней. Недалеко. Сядь и нацарапай мутарше записку.

    Фёдор диктовал, а Василий, потея и пыхтя, писал огрызком карандаша на листке, вырванном из старой тетради:

 «Маманя. Срочно еду в Николаев. Буду через три дня. Привезу денег. Твой Василий»

 - Приходи через час на вокзал. Жди возле касс. Брать с собой ничего не надо. Понял? Давай. Покедова.

    Через два часа они ехали в разных вагонах. Вышли в Раздельной.

****

    Сара смотрела на фотографию мужа, стоящую на комоде в красивой рамочке, потом взяла её в руки, села в глубокое кресло, в котором любил сидеть её муж и тупо уставилась на фотографию. Она мерно покачивалась в кресле, как во время молитвы, прижимая к груди фотокарточку, как будто могла вдохнуть в мужа силы или высвободить его из мрака безумия.

    «От сумы и от тюрьмы не зарекайся» - любил повторять Маковский. От сумы его берегло воспитание, честность и удача, а от тюрьмы эти человеческие качества, оказывается, не могли уберечь. Да ещё по такому ужасному навету, как достать кровь христианского младенца для пасхальной мацы.

    Акулина старалась хоть чем-нибудь помочь хозяйке, утешить, успокоить, что всё образуется, справедливость, в которую она верила, восторжествует. Она без конца молилась за своего хозяина. «Господи милосердный, облегчи душу хозяйке, прояви волю свою, владычество твоё над миром и людьми, вразуми заблудших и освободи ни в чём не виновного хозяина моего. Господи, снизойди и помилуй».

    Сара временами приходила в себя, немного успокаивалась, начинала плакать. Горькие слёзы омывали её душу, вознося молитву Всевышнему:

 «Царь вселенной, царь единственный…»

    Уже взрослые дети не могли понять мать, неужели слезами и молитвами можно помочь отцу.

 - Илья, что ты всё бегаешь, суетишься, кричишь? Делу этим не поможешь, - Илья как-то даже не поверил, что это говорит его младшая сестра, несмышлёныш, только вылупившаяся из маминого кокона.