Ритуальное убийство на Ланжероновской, 26

    Акулина добросовестно работала в доме Мовшовича, была аккуратной, исполнительной и послушной девушкой. В доме Мовшовича она научилась понимать идиш, немного говорила сама, но очень стеснялась вступать в разговоры на идиш с домочадцами и соседями. Она не плохо умела обращаться с деньгами, которые ей давала хозяйка и всегда полностью, до копейки, рассчитывалась после покупок на базаре, в лавках. Акулина часто ходила за покупками вместе с хозяйкой, неся корзины с покупками с базара домой.

    Как-то в разговоре с Маковским в Одессе тот спросил, нет ли у его честного и порядочного компаньона по зерну – Мовшовича, на примете в их краях приличной домработницы. Чтобы угодить своему благодетелю, который всегда по божеской цене, лучше, чем многие на одесском рынке зерна, забирал у него зерно и всегда точно рассчитывался сполна. Не было ни одного случая, чтобы Маковский его подводил. Мовшович с радостью рекомендовал ему Акулину, не сказав, что она служит в его собственном доме. Маковский, как очень приличный человек, никогда не согласился бы взять у своего знакомого его же домработницу.

    Поговорили о цене и других условиях найма домработницы и через неделю Мовшович привёз Акулину в Одессу прямо в дом Маковских.

    Первые дни Акулина была в шоке, она не могла привыкнуть к большому шумному городу, её пугали трамваи, шум и выкрики лихачей с их возгласами: «Постор-р-р-онись! Ану, посторонись! Не видите, кто несётся по булыжной мостовой. Это же лихачи Мотьки Гречаного», хотя часто это были не лошади, а клячи, еле тянувшие кабриолет.

    Но прошло не больше недели, ну, две-три, и Акулина обвыклась, хорошо запоминала дорогу в магазин, молочную Малаховского на Дерибасовской, мясной на Греческой, бакалею Дубинина на Дерибасовской, дорогу на «Новый базар».

    Теперь многим хозяйкам, живущим в центре города, ближе к Оперному театру, не нужно было тратиться на извозчика, чтобы добраться до Привоза. Новый базар был тут, рядом, под боком. Идешь себе через Городской сад, по Садовой и тут тебе сразу базарное изобилие. Всё понятно, всё рационально. Конечно, тягаться с Привозом Новый не мог. На Привозе – шум, гам, масса народу и все кричат, торгуются. Куля на Привоз ездила только с хозяйкой.

    Был, правда, один неприятный случай. Поехала Акулина как-то трамваем номер один на Привоз, хозяйка приболела и не могла поехать за покупками. И надо было такому случиться. У неё вытащили из сумки маленький кошелёчек с деньгами. Подрезали сумку и стащили деньги вместе с кошельком. Узнала она об этом только на базаре, когда собиралась расплачиваться за покупку. Акулина впала в панику. У неё даже не было денег на трамвай, чтобы доехать домой и она пешком шла почти через весь город. Пришла она домой ни жива ни мертва. С большим трудом хозяйка вытащила из неё о том, что случилось. Акулина взмолилась: - Не выгоняйте меня. Я расплачусь. Не платите мне два месяца денег. Я отработаю.

    Она берегла каждую копейку, ничего себе не покупала, передавала с односельчанами, а то и с самим Мовшовичем, деньги домой, в семью. Это был единственный источник  их существования. Деньги были небольшие, но всё же давали возможность как-то прожить больной матери с четырьмя мал-мал меньше.

    Хозяйка простила ей эту потерю, но наказала внимательно относиться к деньгам и вещам. В Одессе  много  жулья, скорого на руку, чтобы поживиться там, где плохо лежит.

     Так проходили годы. Акулина верой и правдой служила Маковским. В семье была благодатная обстановка, росли дети, старший - Илья, гимназист старших классов, и младшая – Софья, тоже училась на каких-то курсах. Сара, как хозяйка дома, научила Акулину читать и подсовывала ей разные простые книжки про жизнь, любовь и страдания. Акулина внимательно их читала, вначале по складам, потом сноровистее, близко принимала к сердцу события, о которых писалось в книжках. Часто обливалась слезами над прочитанным.

    При каждой встрече с Мовшовичем, Маковский благодарил его за чудесную девушку – Акулину. Она стала как членом семьи. Хотя никогда не позволяла себе садиться за хозяйский стол, а её часто приглашали присоединиться к ним за трапезой.

 ***

    Сара не могла найти себе места. Как это её верный муж сидит в кутузке по сумасбродному обвинению. Она не могла представить, что её муж, никогда не причинивший никакого вреда не то что человеку, а и любой козявке, червячку – и похитить маленького мальчика, чтобы его кровь пустить в мацу. Какой-то дикий абсурд. Евреи вообще никакой крови не употребляют в пищу. Это запрещено религией. Она сама всегда кошеровала  мясо, удаляя из него малейшие признаки оставшейся крови, выжаривала мясо в жарком до черноты, чтобы, не дай Б-г, не осталось и намёка на кровь. А тут – ребёнок.

    В каком-то оцепенении Сара проводила дни. Сидела неподвижно в кресле и тупо смотрела в одну точку. И мыслей никаких не было. Ела, пила, ложилась спать только при настойчивом требовании Акулины.