Мы снова попали в непогоду — не слишком суровую, но достаточно неприятную, чтобы большинство наших дам не показывались из своих кают. Мистер Тальбот тоже не появляется. Филлипс уверяет меня, что на сей раз молодой человек не страдает морской болезнью, но как тогда объяснить странные звуки, долетевшие до моего слуха из-за запертой двери его каюты? Я отважился предложить ему свои услуги и был крайне обескуражен и обеспокоен одновременно, когда, уступая моей настойчивости, несчастный молодой джентльмен признался, что это он пытается усмирить свою душу посредством молитвы. Я далек, я бесконечно далек от того, чтобы укорять его, — нет, нет, никогда я на это не решусь! Но мне в тех звуках явственно слышался
Он появился вновь на палубе — и намеренно избегает меня, возможно от смущения, что его застигли во время его чрезмерно ревностных молитв. Я покуда не стану ему докучать, а лучше помолюсь за него в надежде, что с каждым днем мы с ним все ближе и ближе к обоюдному пониманию. Сегодня утром, завидев его наверху, я приветствовал его издалека, но он будто и не заметил. Благородный юноша! Он, который всегда спешит на помощь другим, считает ниже своего достоинства просить о помощи для себя.
Нынче утром, выйдя на палубу, я уже в который раз наблюдал, как происходит ритуал, который странным образом беспокоит меня, наполняя смешанным чувством печали и восхищения. На палубу выкатывают большую бочку. Матросы выстраиваются в очередь, и каждый получает по чарке пойла из бочки, которое тут же и выпивает, но не раньше, чем воскликнет: «За короля! Храни его Господь!» Жаль, что Его Величество этого не видит. Я отлично знаю, что в бочке содержится вино, дьявольское зелье, и я ни на йоту не отступлюсь от моего прежде высказанного мнения: низшему сословию следует запретить потреблять крепкие напитки. Эля было бы с них вполне довольно, и даже сверх того, — ну да эль пусть уж пьют!