Рюрик и мистика истинной власти

О том, что власть князя отнюдь не ограничивалась одними лишь политическими функциями, красноречивее всего свидетельствует пример Новгородской республики уже в христианскую эпоху. Сделав все, чтобы максимально ограничить роль князя в своей внутренней жизни и определении внешней политики, не ставя ни во что личность конкретного князя, которого они в любой момент могли выгнать из города, новгородцы, в отличие от горожан Западной Европы, в принципе не мыслили устройство своей общины без данной фигуры и, выгнав одного князя, немедленно приглашали к себе другого. Ради получения князя они были готовы на многое, что подчеркивается не только их участием в призвании Рюрика, но и готовностью идти на обострение отношений с воинственным Святославом, от которого они в 970 г. потребовали в князья одного из его сыновей. Подобное явное несоответствие между реальным положением князя в новгородском обществе и тем значением, которое сами новгородцы придавали его фигуре, также свидетельствует о том, что роль правителя в славянском языческом обществе не сводилась к одной только политической роли в современном смысле этого слова, но и предполагала у него и ритуально-магические функции, обеспечивающие благополучие всей земли.

Чудесные способности первого чешского князя, история основателя польской династии Пястов, имя второго мифического родоначальника ободритских князей проливают свет на причины призвания первого русского князя, о котором имеется прямое указание, что он являлся носителем изобилия-гобино для всей призвавшей его земли. Очевидно, что перед нами не простое совпадение, а общий сюжет западнославянской мифологии, рассматривающей первого князя – основателя династии как носителя плодородия.

Глава 6. Предивная дружина

Большой интерес представляет следующее сообщение новгородского летописца о призвании Рюрика: «Изъбрашася 3 брата с роды своими, и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И сѣде старѣишии в Новѣгородѣ, бѣ имя ему Рюрикъ; а другыи сѣде на Бѣлѣозерѣ, Синеусъ; а третеи въ Изборьскѣ, имя ему Труворъ. И от тѣх Варягъ, находникъ тѣхъ, прозвашася Русь, и от тѣх словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска»[494]. Как видим, Сказание о призвании варягов в новгородской летописи достаточно близко к аналогичному тексту в ПВЛ, однако есть и отличия. К их числу относится характеристика дружины Рюрика как «предивной». Как правило, ученые оставляют это достаточно странное выражение без комментариев. Однако новгородский летописец уже чисто территориально был ближе к этим событиям, чем автор ПВЛ и появление в его тексте данного оборота нуждается в объяснении. В древнерусском языке слова прѣдивьныи, предивньнии означали «чудесный, необычный, дивный» и относилось преимущественно к божественному началу, чуду, небу: «Шествiе тои звѣздѣ предивно велми»; в форме придивьныи – «дивный, достойный удивления»: «Вьсего придивьнѣшия Б(о) жия Мати»[495]. Слово дивьныи точно так же означало «удивительный, дивный»: «Знамение на н(е)б(е)си дивьно вельми»; «Дивно бѣ чюдо видѣти». Достаточно редко это слово используется в значении «славный, знаменитый»: «Философи, и вѣтия… сами тъкмо дивни боудоуть»[496]. Конечно, можно предположить, что это слово означало «удивительная», но немедленно возникает вопрос: чем же в глазах летописца была так удивительна варяжская дружина Рюрика? Хоть у нас нет данных, что данный корень использовался в ту эпоху в значении «славный, знаменитый», но, даже если предположить это, неизбежно возникает аналогичный вопрос, как и со значением «удивительный», и можно ожидать от летописца хотя бы намека, чем же эта дружина была так знаменита.