Рюрик. Полёт сокола

– Это действительно великий батыр, – тихо молвила жена и, прильнув к мужу, зажурчала томным просительным голосом: – Помнишь его рассказ, что необычайную силу ему дала земля, видимо, это так и есть. Она ему дала силу, она же его сохранила! А можно на него взглянуть?

– Не стоит, Лайпи, пусть утихнет весь этот шум, да и не по чину тебе посещать тюрьму ради преступника.

– Хорошо, можно тогда я пошлю свою служанку с фруктами и мясом, батыру нужно хорошо питаться. Теперь он невольник, и его можно будет купить, ты выкупишь его, Аслан? – глядя на мужа сияющими очами, ластилась, как кошка, жена.

– Посмотрим, – обронил муж, – его ещё нужно привести в чувство, допросить и определить меру наказания. Не хотелось бы отдавать его тайной страже. Не будем спешить, на всё воля Аллаха! А насчёт твоей служанки я распоряжусь, пусть помогает ухаживать за больным, в наших интересах поскорее поставить его на ноги.

Сила то проваливался в беспамятство, то снова возвращался в сознание. Когда его очи в очередной раз открылись, то он вначале подумал, что снова грезит. Пред ним совсем близко лучистые очи светились любовью и жалостью. А он глядел на милый лик и очень боялся, что тот вдруг исчезнет. Забота именитого в Булгаре лекаря, крепкое тело богатыря, а может, более всего любовь, что невидимой мощной силой полыхала меж ним и служанкой жены градоначальника, творили чудеса, и Сила быстро креп. К нему часто наведывался сотник из тайной стражи. Всякий раз он собирался подробно выспросить о купце, у которого Сила работал помощником, но уходил ни с чем. Так было и сегодня.

– Понимаешь, сотник, после того, как человек был заживо погребён, он как бы умер. Тело его ожило, но разум, а с ним и возможность говорить, пока к нему не вернулись, – пояснял лекарь. – Скорее всего, он ничего не помнит и не понимает

– А когда он сможет говорить? – спросил изведыватель.

– Может быть, и никогда, – ответил, пожав плечами, лекарь, – этого никто не знает, кроме самих богов… – тут лекарь слегка поперхнулся. – Я хотел сказать, никто кроме самого Аллаха, да, именно это я и хотел сказать.

Сотник задумался: с одной стороны, урус жив, но с другой – никаких сведений от него получить нельзя.

– А может, он притворяется? – предположил досужий из- ведыватель.

– Понимаешь, уважаемый сотник благословенной тайной стражи, к нему не вернулось даже чувство боли, вот, посмотри сам. – Лекарь взял одну из тонких игл, что применялись им в лечении больных путём укалывания в определённые точки, и медленно погрузил её в руку богатыря, но тот даже не вздрогнул. – Вот видишь, почтенный, он ничего не чувствует.

– Постой, давай я сам попробую, – проговорил сотник, но не стал брать у лекаря иглу, а, протянув руку к небольшой масляной лампе на столе, поднёс её к руке лежащего батыра чуть ниже локтя. Затрещали волосы, скручиваясь от огня, запахло палёной плотью. Снова ничего не отразилось на лике уруса, зато послышался стон, а потом шум упавшего тела. Доктор и сотник оглянулись и увидели, что служанка, помогавшая лекарю, лежит на каменном полу без чувств.

– Ладно, лекарь, я тебе верю, собственно, для нас пока ничего не изменилось от того, что он остался жив, для Тайной службы он мёртв. Если вдруг случится, что к нему вернётся память и речь, ты должен сразу сообщить мне, понял?

– О да, почтеннейший, как же иначе, все мы должны помогать тем, кто стоит на страже нашего покоя, – подобострастно заверил лекарь, вставая и подходя к лежащей помощнице, чтобы привести её в чувство. Пока он возился с девицей, сотник ушёл. – Теперь, я думаю, он придёт не скоро, Серпике, – молвил лекарь пришедшей в себя служанке. – Твой урус молодец, я ведь видел, что ему больно, но он вытерпел, не показал этого костолому, иначе было бы худо. Ну, вот и мне пора идти, вручаю тебе нашего батыра. Я давно изучаю людей и их болезни, потому вижу, что для него гораздо важнее, чтобы рядом была ты, а не я. – Выйдя из каменного мрачного строения и довольно щурясь на яркое солнце, лекарь пробормотал про себя: «Мне градоначальник платит за то, чтобы я скорее поставил больного на ноги, а уж какое средство применять – иглы, снадобья или любовь, это уже моё дело».