– Ах ты, зелена медь! Братцы, так это же наш Солома! – громко воскликнул удивлённый кузнец, подходя к своему бывшему подмастерью. – Ольг! Да ты как воевода, прямо! – не скрывал восхищения словоохотливый повелитель железа.
– Дядька Кряж, – радостно приветствовал его кельт, – так я и в самом деле, воевода, – немного смутился он и обнял земляка. – Только нынче не один я возвернулся в Приладожье, – с радостным облегчением, как показалось кузнецу, молвил кельт. – Гляди, кто со мной приехал, вон они сейчас сходят с княжеской лодьи, – указал Ольг десницей на насаду с алым парусом, что стояла у пристани.
– Так это ж… – Кряж осёкся на полуслове, – неужто, Шуль- га? – первым узнал прихрамывающего земляка кузнец. – Тот самый Шульга, с которым вы вместе на том проклятом драккаре с медвежьей головой ушли, а с ним, кажется, Окунь и…
– И Бобрец! – радостно подсказал Ольг.
– Так-так, неужто, живы, зелена медь?! Вот матери-то обрадуются!
– Живы, дядька Кряж, вот они все трое сюда идут и тебе обо всём поведают. А мне бежать пора!
– Не прогадал ты, выходит, что не пошёл по кузнечному делу, – с сожалением закончил короткий разговор кузнец, видя, что к Ольгу подходит высокий и стройный молодой воин в отлично сработанной броне, и понимая, что воеводе сейчас не до разговоров и воспоминаний.
– Ольг! Как думаешь, пройдут все драккары и насады через Волховские пороги? Хотелось бы всей морской дружиной к Нов-граду подойти! – спросил Рарог.
– При таком числе воинов на руках лодьи перенесём! – весело ответил воевода. Потом добавил: – Княже, пойдём, я матери покажусь, заодно пообедаем, может, Ружена поспит малость, отдохнёт, намаялась от качки с непривычки…
Рарог вначале даже чуток вперёд подался, будто сразу хотел следовать за воеводой, но потом задумался, оглянулся на Ружену, что прогуливалась по берегу с верным Вольфгангом и рыжеволосой дочкой годков двух.
– Знаешь, брат, лишние хлопоты матери твоей, давай в следующий раз, – он с тоской глянул на отдалённые домишки, словно силясь разглядеть подножье холма, поросшего сосняком, где стоял тот самый дом, где живёт зеленоглазая непокорная «камышовая кошка». – Тут уже до Ладоги рукой подать, – молвил Рарог, – там отдохнём и тебя с двумя лодья- ми подождём. Заодно узнаю у ладожского воеводы, как там наши свеи, не балуют ли… А матери и всем домашним, – он выразительно глянул на Ольга, – от нас с Трувором поклон сердечный, скажи, что угощение её до сих пор помним, нигде такого не пробовали, давай, брат! – И Рарог пошёл отдавать приказ каравану сниматься с якорей.
– Сыне мой, вернулся! – шептала мать, обнимая Ольга. – А я уж не знала, что и думать, лодьи-то с пленниками, коих вы освободили, ещё прошлым летом пришли, а тебя нет, сказывали, к Рарогу опять нанялся, а когда ждать – неведомо, – причитала она сквозь непокорные слёзы, что текли и текли из очей. – А я, вишь, без отца-то не справляюсь совсем, рук не хватает. С племянницей Златкой живём, и соседка Милена одна осталась, Глобы, храни их Свентовид, всей семьёй помогают. Ворочайся домой, сынок, тяжко мне. Женился бы да невестку в дом привёл, вот была бы радость! – частила Русава.
– Не знаю, мамо, – взял её за руку Ольг, – пусто у меня на душе. А где Ефанда? Я вам гостинцев привёз.
– Ох, Ольгушка, Ефанда-то наша… – взмахнула руками Русава.
– Что с ней? – вскинулся Ольг.
– Да нет, с ней всё ладно, жива-здорова, только не живёт она дома… Отшельницей стала, в лесу обретается, на нашей старой заимке. Молвит, что коль у человека жизнь отняла, ну, у насильника того, нурмана, теперь перед матерью Бригит вину свою загладить должна верной ей службой…
– Что ж она там делает?
– Людей лечит, дар ей открылся, видно, бабушкин. Травы собирает, грибы, ягоды, нити сучит льняные да конопляные, мне приносит, а я уже полотно тку…
– Пойдём, мамо, сходим к отцу на курган, хочу поговорить с ним. Я ведь теперь у Рарога воеводой назначен, за всё войско ответ несу
Из Ладоги в Нов-град и окрестные поселения полетела на невидимых крыльях весть о приходе князей ободритских Рарога, Трувора и Синеуса, да не одних, а со своею сильною дружиной.
– Рарожичи уже в подпорожье Волхова стоят, аккурат к Перунову дню тут будут! – кричал возбуждённый отрок-гонец, пробегая по улицам огнищанской веси на Ильмень-озере.
Волхв Древослав по дороге в Нов-град на праздник Перуна, забрёл на волховскую заимку своего давнего знакомца отца Хорыги.
– Ты что же, брат, решил на новое место переселиться? – удивлённо спросил изборский кудесник, входя в избушку друга и видя уложенные в дорогу деревянные и пергаментные книги.
– Да, подалее, пока в Киев, а потом погляжу, как оно станет, моя-то земля Сурожская, – невесело молвил хозяин заимки. И добавил: – Ты же ведаешь, Древослав, что я против призвания варягов. Новая власть новых волхвов с собой приведёт, а коли ещё и меж кудесниками согласия не будет, то совсем худо!