Рюрик. Полёт сокола

– Прежде граница меж кривичами и чудью проходила по среднему течению реки Великой. А ныне уже и Выбутские пороги, последние перед озером Чудским, и сам Плесков, где река большим плёсом разливается и в нём удобно лодьи ставить и торг вести, – всё во владении кривичей. Чудь, знамо дело, считает сии земли исконно своими и глядит на кривичей, как на захватчиков. Вражда то старая, несколько веков ей уже, да видно после смерти князя Гостомысла кто-то угли той вражды раздуть решил. Сперва чудины на выбутских порогах стали заборы каменные возводить, рекли, мол, земля наша, и тут межа каменная нас с кривичами разделит. Да кривичи их оттуда выбили, сроившись. В ответ чудины кликнули подмогу из-за Чудского озера и вместе с теми, что на лодьях пришли, Плесков-град захватили. Сказали, что сами теперь будут пошлину с купцов за товары взымать. А в граде-то народ разный: и чудь, и водь, и словены, и кривичи, да кого ж только нет в торговом граде, – сокрушался воевода. – Кривичи тоже собрались с силами, вслед за порогами град теперь намерены отбить. Сколько людей пострадает-то!

Рарог стал собран и быстр, как всегда в боевом деле, он, будто хищник, почуял опасность, и очи его заблистали огнём ярого охотника, речь стала краткой и повелительной.

– Мне четверых добре знающих сии места воинов, будут проводниками. Ты на лодиях, воевода? Станешь по реке, следи, чтоб из града никто не ушёл. Зачинщиков свары надобно в железо взять и предать суду княжескому. С Плесковом я сам разберусь, и с враждующими тоже!

– Всё понял, княже, – кивнул Верба. – Только вот боюсь, что зачинщики уже мертвы, тот, кто свару задумывает, самых рьяных завсегда первыми в Навь отправляет, а следом и тех, кто их порешил, чтоб к нему тропка не привела! – Воевода собрал свою невеликую дружину и двинулся к реке.

– Отче, – обратился к волхву Рарог, – ты пойдёшь в Изборск?

– Нет, с твоей дружиной останусь пока, может, сгожусь, а то ведь посекут друг дружку чудины с кривичами ни за что. Усобица, она сродни слепцу с мечом – крушит всех подряд, не разбирая правого и виноватого.

– Братья, делаем так, – отрывисто молвил Рарог Ольгу, Трувору и Сънеусу, – отправим по двое посыльных с княжеским словом к каждой стороне: оружие сложить, град освободить, зачинщиков выдать. Кто ослушается и станет сопротивление чинить, будет покаран нещадно, другим в назидание. Всем речь, что на неправых есть суд княжеский, а кто решил самосуд устроить, будет покаран по Русской Правде!

Княжеская решительность, напор и быстрота передалась через начальников каждому дружиннику. Подойдя к граду, стоящему на правом берегу реки, дружина разделилась надвое и принялась обтекать и град, и приступивших к нему кривичей большим железным полуколом – от реки до реки. Всё делалось привычно быстро, но без суеты. С полуночи противников охватили Ольг со Сънеусом, с полудня Рарог, а с захода Трувор.

Когда варяги замкнули смутьянов в коло, несколько сотен вооружённых людей высыпали из града, шумно обсуждая вдруг представшую пред ними молчаливую, но грозную силу. Они возмущённо кричали, потрясали копьями, топорами, сулицами, однако железное коло не двигалось и ничем на суету и крики не отвечало. Это было необычно и стало охлаждать некоторые горячие головы.

Гордым кривичам тоже не по нраву было зреть, как их вместе с супротивниками окружили молчаливые железные ряды, в которых даже на расстоянии по слаженности и быстроте угадывались опытные воины. Когда же двое добротно вооружённых и уверенных в себе воинов пришли от Рарога с его жёстким княжеским словом и приказали сложить оружие, кривичи призадумались. Про то, что новый князь хоть и молод, но на слово твёрд и на меч скор, молва донесла ещё в ту пору, когда Гостомысл пригласил своего внука на княжение. А тот, возвращаясь домой, напал на нурманов, разбил их фиорд, а оставшихся прислал деду в подарок для службы в его дружине. Всё это было ведомо верховоде кривичей, но до поры до времени никак народа его не касалось. Теперь же сей Рарог пришёл к ним княжить и наводить порядки по-своему. И даже через посланца видно, что настроен весьма решительно. Князь кривичей далеко в Полоцке, а Рарог вот он, в нескольких сотнях шагов, потому решать, что ответить новому Новгородскому князю, следует ему, верховоде Бориславу.

В то время как верховода угрюмо слушал посыльного, второй рарожич разглядывал кривича. Среднего роста, крепко сбит. Серые очи, удлинённый лик с чуть выступающим подбородком, светлые длинные волосы, схваченные очельем, прямой нос, усы и короткая борода. Одет в рубаху с мелкой вышивкой и узким стоячим воротом, разрез спереди застёгнут на бронзовый колокольчик, наверное, оберег от злых духов. Тёмные суконные порты, кожаные постолы. Сверху – толстая кожаная рубаха с железными бляхами, на поясе длинный кинжал в ножнах.

– Хочу говорить с князем, – молвил верховода кривичей после долгого раздумья.

– Пошли, – кратко ответил рарожич.

– Почто свару устроил, почто вражду в земле Новгородской сеешь? – глядя прямо в очи вожаку кривичей, строго спросил Рарог.