Рюриковичи. История династии для бумеров и зумеров

Против такой политики выступил митрополит Афанасий и сложил с себя полномочия в знак протеста. Царю нужна была хотя бы формальная поддержка церкви, и Иван обратился к старому знакомому, Филиппу Колычёву, игумену Соловецкого монастыря, и предложил ему митрополичий сан. Тот выставил главным условием прекращение опричнины и разделения страны на две части. После короткого спора Грозный приказал ему замолчать и через опричников и духовенство смог уговорить Филиппа стать новым митрополитом. Наверное, тот рассчитывал образумить царя, заняв высокий пост. Вскоре к царю явилась делегация из трёх сотен знатных мужчин от земщины, просившая прекратить опричную политику. Вместо внятного ответа их уже традиционно обвинили в измене и подвергли пыткам и казням – кого отхлестали кнутами на площади, кому отрезали языки. От смерти многих смог спасти Филипп, отговоривший Ивана от кровопролития.

Другое кровопролитие предложил прекратить уже Сигизмунд II, король польский и князь литовский. Он был согласен поделить Ливонию пополам с Иваном, установив границу по месту текущего расположения войск. Вроде как царь даже созвал специальный Земский собор, чтобы посоветоваться с подданными. Запуганные бояре и дворяне поддержали желание Грозного отказаться от мира и воевать до победного конца. Опричники тоже хотели продолжения Ливонской войны – их опричное войско могло продолжать разорять земщину, пока сами земские полки воюют с литовцами и шведами где-то далеко на границе. Так Россия потеряла свой предпоследний шанс выйти из Ливонской войны победителем.

Между тем опричный террор спустился с уровня бояр и дворян до купцов, ремесленников и крестьян. Опричники безнаказанно грабили и насиловали простых людей, обвиняя их в измене. Против кого или чего – царя это мало волновало. За возражение, а уж тем более сопротивление опричнику всё равно следовала казнь. Выходки опричников начали выходить из-под контроля, но царь Иван Грозный и не собирался их останавливать – наоборот, с его молчаливого одобрения или прямого приказа, сказанного посреди молитвы, отлавливались нелояльные воеводы-дворяне, родовитые бояре и даже их слуги. Под пытками из них выбивались любые показания и признания – все сознавались, что на самом деле служат Сигизмунду, крымскому хану, шведскому королю или самому антихристу. Особенно ярко себя проявлял в жестокостях тот самый Малюта Скуратов, родственник Бельских, ставший правой рукой царя в деле отлова несогласных. По свидетельствам некоторых историков, и государь лично принимал участие в кровавых допросах и казнях. Свои действия царь объяснял богоизбранностью, очищением мира от грешников и изменников. Выглядит, как будто царь окончательно свихнулся, но дочитайте до конца главы – там всё не так просто.

В таких условиях всё большую поддержку получали Владимир Старицкий и митрополит Филипп. И если первый не пытался сопротивляться и старался сохранить жизнь себе и своей семье, то второй решил бороться с опричниной в силу своих полномочий. Сначала Филипп пытался в разговорах один на один убедить царя не казнить, а миловать подозреваемых в измене, но Грозный перестал с ним видеться. Тогда в своих публичных молитвах митрополит стал просить Бога о прекращении кровопролития, чем ещё больше раззадорил царя. В марте 1568 года царь явился в Успенский собор со своей прислугой в чёрном обличье для благословления от митрополита. Однако Филипп умышленно не замечал Ивана, игнорируя его просьбы. После того как бояре стали мешать вести службу, митрополит обратился к царю с речью, где попытался запугать его перспективой оказаться вовсе не в раю за свои опричные дела. На что царь рассвирепел и прокричал: «Я был слишком милостив к тебе, твоим сообщникам, … но я заставлю вас жаловаться». Начались облавы на сторонников Филиппа, но те даже под пытками не давали какого-то явного компромата на митрополита.