Сдерживаю дрожь, которая пытается захватить тело при воспоминании, эхом отдающемся в сознании.
Я прекрасно это знаю, но сейчас просто хочу домой.
— Ну... пока, — бормочу я, стряхивая с себя прошлое и проходя мимо Ривера.
Я почти уверена, что маленький песик заснул у меня на плече. Благослови его господь.
Минуя Ривера, я улавливаю запах сигарного дыма. От него нечто странное происходит с желудком. Ощущение взлета и падения. Странно. Надеюсь, ребенок не начнет жаждать запаха сигарного дыма.
— Тебе, наверное, следует отвести шавку к ветеринару. — Тихие, почти неохотные слова Ривера доносятся до меня как раз перед тем, как я подхожу к калитке.
Я останавливаюсь и полуоборачиваюсь к нему.
— Считаешь?
— Это бродячий пес, который только что окунулся в мой бассейн. Так что, я бы сказал, да, ему нужно к ветеринару.
— Почему тебя это волнует? — Я поднимаю бровь.
Выражение его лица меняется.
— Совершенно не волнует. Но мне нужно знать, нет ли у этой шавки какой заразы. В конце концов, он плавал в моем бассейне.
— Он не шавка. И у него нет никаких болезней. — Я прижимаю пса к себе, и он утыкается мордой мне в шею.
— Да, конечно, Рыжая. Говори себе это почаще. У шавки точно есть блохи, а, возможно, и клещи.
Теперь у меня начинается чесотка.
Я чешу руку. Потом голову.
— Разве ветеринарная клиника уже не закрыта? — говорю я, почесывая шею. Должно быть, уже близится полночь.
— В городе есть круглосуточная.
— Ох. Это хорошо, но у меня нет машины, а я не хочу идти в город пешком в темноте, поэтому мне придется отвезти его туда утром.
Но я не хочу оставлять этого бедного песика на улице из-за нескольких насекомых, которых у него, вероятно, даже нет.
Я слышу громкий разочарованный вздох Ривера и смотрю, как он проводит рукой по густым волосам.
— Черт возьми, — рычит он. — Я отвезу тебя в клинику на грузовике.
Судя по его тону, можно подумать, я напросилась, чтобы он подвез меня до клиники.
На языке вертится сказать, куда ему засунуть свою машину, но мне рано или поздно нужно отвезти милого песика к ветеринару.
Поэтому, ради моего нового приятеля, проглатываю гордость и говорю:
— Было бы здорово, спасибо. Я только сбегаю домой переодеться в сухую одежду. Можно, пока меня не будет, я оставлю собаку с тобой? Я вернусь через пару минут. — Я не хочу тащить блох домой до того, как появится возможность вылечить собаку у ветеринара.
— Конечно. Не торопись, — саркастически говорит он. — Вообще-то, раз уж на то пошло, почему бы тебе не принять горячую ванну, не вымыть голову, а потом переодеться, а я пока постою здесь с блохастой шавкой и буду ждать, пока не ох*ею?
— О, как мило с твоей стороны, Ривер, — я широко улыбаюсь, возвращаясь к нему. — Но я не хочу, что бы ты ах-уехал, так что только переоденусь и прискачу обратно, как блоха. — Я протягиваю ему пса, заставляя взять его. — Ха! Блоха! Понял?
Я смеюсь, на что он рычит.
Отступив на несколько шагов, ухмыляюсь, наслаждаясь хмурыми морщинками, залегшими вокруг рта, а затем заставляю себя повернуться и неторопливо направиться к себе, чтобы переодеться.
Ривер
Бабушка включила проигрыватель. Какая-то группа под названием «The Flying Pickets». Сейчас звучит песня «Only You». На фоне других, эта, пожалуй, ничего.
Мы в мастерской. Бабушка у печи. Она ходит туда-сюда от печи к измельченному стеклу, которое использовала для создания вазы на заказ. В данный момент я ей не нужен, поэтому заканчиваю то, что мы сделали вчера.