Ривер Уайлд

Пытаюсь сделать еще один вдох. Чтобы выкроить хотя бы секундочку рядом с ним.

А затем…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ривер

 

Год спустя

 

— Пойдем, Хоуп. — Вытерев ей липкие, покрытые кашей пальцы, я поднимаю ее с высокого стула.

Хоуп нравится кушать самой во время завтрака, а также во время обеда и ужина, и под «кушать самой» я подразумеваю, что пища оказывается где угодно, но только не во рту.

— Пора навестить маму.

Я пристегиваю ее к коляске, вешаю сумку со всем необходимым, чтобы четырнадцатимесячная девочка была чистой, не испытывала голода или жажды, и смогла бы развлечься. Клянусь, отправиться куда-то с малышом на несколько часов — все равно что собирать вещи для отпуска.

Мы выходим на улицу.

На небе ни облачка. Светит солнце. Сегодня прекрасный день для прогулки.

Мы направляемся в город, останавливаемся у флориста, чтобы забрать букет цветов, который я заказал ранее по телефону.

Кладу их в корзину под коляской, и мы едем дальше.

Хоуп играет с подвесными игрушками на дуге коляски, лепеча что-то себе под нос на языке, который знает только она.

Ее первым словом было «папа». И она права: я ее папочка. Во всех смыслах этого слова.

Мы подходим к входу на кладбище.

Толкая коляску, я проезжаю мимо рядов надгробий.

Пока не достигаю нужного.

Остановив коляску, отстегиваю ремни и вытаскиваю Хоуп. Она извивается, чтобы ее отпустили. Такая независимая. Это у нее от мамы.

Я опускаю ее на траву.

Она тут же плюхается на попку и стягивает туфельки и носочки. Потом вскакивает на ноги. Носок оказывается у нее во рту. И, ковыляя, шлепает по траве.

Наблюдаю за ней с улыбкой.

Беру из корзины под коляской букет цветов, за которым мы заезжали.

Подхожу к надгробию. Стряхиваю с него грязь и листья.

Опустившись на колени, сажусь перед ним.

— С днем рождения, — говорю я. — Я принес тебе цветы — колокольчики. Знаю, ты их любила.

Я опускаю букет перед надгробием.

Которое сам для нее выбрал.

Смотрю на имя, глубоко выгравированное в камне.

— Я скучаю по тебе, — говорю я. — Всегда буду скучать. Но… теперь у меня столько всего есть благодаря тебе. — Я смотрю на Хоуп, которая нашла пучок маргариток рядом с ближайшим надгробием и в настоящее время лепечет с ними. Я улыбаюсь и снова перевожу взгляд на надгробие. — Я... люблю тебя.

Сглатываю слезы, забивающие горло.

Моего плеча касается чья-то рука.

Повернув голову, вижу единственного человека, который делает вещи намного более терпимыми.

— Привет.

— Привет, Рыжая, — улыбаюсь я.

— Ты в порядке? — спрашивает она, садясь рядом со мной.

— Да, — киваю я. — Просто разговариваю с мамой.

— С днем рождения, Мэри, — говорит Кэрри.

Потянувшись к ней, сжимаю ее руку.

— Извини, я немного опоздала, — говорит она. — Старушка миссис Паркер поймала меня, когда я выходила из закусочной. Спрашивала, как дела у Хоуп. Хотела посмотреть ее последние фотографии. На это ушло некоторое время.

Я усмехаюсь при этой мысли.

Но не могу винить миссис Паркер. Потому что Хоуп потрясающая.

Полагаю, она украла сердце почти у всех в этом городе.

Конечно, есть несколько человек, которые из-за меня всегда будут держаться на расстоянии.

Но большинство ее любит.

Ее трудно не любить. Она милая и очаровательная.

Я люблю ее и ее маму так, как никогда не думал, что это возможно.

Они — весь мой мир.

И из-за жертвы, которую моя мама принесла ради меня, я теперь здесь, с ними, стал отцом Хоуп и живу удивительной, замечательной жизнью, которая у нас есть.

— Мапа! — радостно вопит Хоуп при виде мамы. Она вперевалку подходит к Кэрри, та обнимает ее и целует в голову.

— Привет, малышка. Мама скучала по тебе!

Я усмехаюсь при упоминании слова «мама». Кэрри до сих пор злится, что первым словом Хоуп было «папа». И, естественно, я подшучиваю над Кэрри из-за того, что Хоуп называет ее «мапа».

Некоторые вещи между нами с Рыжей никогда не меняются. И я молю Бога, чтобы так и оставалось.

После того, как я был на волоске от того, чтобы потерять ее в тот день, когда этот больной ублюдок, ее бывший, подстрелил ее... видеть, как она умирает у меня на руках... это был самый худший момент в моей жизни.

Мне казалось, моя жизнь закончилась.

Наблюдать, как парамедики борются, чтобы оживить ее у меня на глазах…

Даже сейчас от одной только мысли об этом я почти ломаюсь.

Но моя девочка — боец. И когда они снова заставили ее сердце биться, вставив ей в грудь трубку и выкачав кровь из легких, я опустился на колени и возблагодарил Бога.

Но кошмар еще не закончился.

Кэрри уложили на носилки и повезли в больницу.

Мы с Хоуп поехали следом. По дороге я позвонил Сэди. Они с Гаем встретили меня в больнице.

Полиция приехала в больницу требовать показаний, но все, о чем я мог думать, была Кэрри.

Ее отвезли в операционную.

Там ее сердце остановилось.

В ту ужасную гребаную ночь она умирала дважды.

Если бы ее бывший муж не покончил с собой, я бы сам убил его голыми руками.

Врачи снова запустили ей сердце и вытащили пулю, застрявшую в левом легком. Он промахнулся мимо сердца на миллиметр.