Риза Господня

Княжна Наталья, несмотря на свое совершеннолетие, не отставала от младших, забавлялась как ребенок, и брат не мог на нее нарадоваться. Хорошее настроение князя не омрачило вчерашнее известие о пропаже его тройки лошадей с коренным жеребцом Хмурым и зимней кареты. Недобрую весть ему принесли сестра Наталья и конюший Семен. Из короткого рассказа сестры Василий узнал, что с утра она вместе со служанкой и в сопровождении конюшего отправилась в торговые ряды, чтобы купить детям сладости да выведать, не привезли ли купцы оскольского вырезуба, которого запеченным с грибами очень любил князь и предпочитал другим благородным видам рыб. Вырезуб был в изобилии и оказался на редкость крупным и жирным. Наталья решила закупить серебряных речных красавцев впрок полную двухведерную корзину. Послав служанку за Семеном, сама направилась за баранками и пряниками. Вскоре, возвратившись к выездным столбам у постоялого двора, княжна увидела бледного и испуганного конюшего, причитающую на всю округу служанку Варвару и чуть поодаль – корзину отборного вырезуба. Ни тройки, ни кареты нигде не было. Расстроенный и обескураженный Семен рассказал княжне, что за те несколько минут, на которые он отлучился по ее приказу, двое незнакомых мужчин отвязали лошадей, сели в карету и скрылись в неизвестном направлении.

Находясь под впечатлением от детских забав, молодой князь задернул занавеску и сделал несколько шагов навстречу конюшему.

– Ну, Семен, удалось тебе что-нибудь разузнать о ворах-разбойниках? – приятным басом поинтересовался Голицын у конюшего, которого не видел со вчерашнего вечера.

– Слава Богу, хозяин, дело поправляется, – потирая ладони, почти дрожащим голосом заметил Семен. – Одни вести, Ваша светлость, я принес добрые, а за другие, может статься, и в темницу угожу. – Кольцов по привычке отвечал только на заданные вопросы. Он хорошо знал, что молодой князь не любил напрасную болтовню, тем более в тех случаях, когда случалось какое-либо происшествие.

– Что ж, начни с вестей добрых, – произнес князь, сев у массивного стола, за которым обычно работал с документами и почтой. За ним же он читал огромные, толстые, в деревянных и бронзовых окладах книги, обычно выписывая полезные мысли и интересные факты.

Семен всю ночь напролет обдумывал свой доклад хозяину, выверял каждое слово. Чувствовал, что случилось что-то важное, от чего не столько его, конюшего, зависит судьба, но, прежде всего, хозяина. В бессонную ночь его не раз охватывало желание в какой-то части доклада соврать, что-то в нем недосказать, понадеявшись на авось. Но, почесав не раз затылок и пораскинув мыслями и так, и этак, он решил, будь что будет, а надобно хозяину рассказать всю правду. И он осторожно заговорил:

– Как только вчера я доставил домой сестру вашу, драгоценную Наталью Васильевну, да дворовую девку Варвару с покупками и доложил вам о пропаже, сразу же отправился к приказным людям. Да вот только не дошел я до них. У Китайгородского моста заметил большое скопление любопытствующих, которые с интересом разглядывали карету Вашей светлости, опрокинувшуюся с моста и лежавшую на льду. Обрадовался я и кинулся без промедления искать помощников, чтобы карету на дорогу вытащить. – Семен перевел дух и посмотрел на Голицына. Заметив, что тот ничуть не изменился в лице, подумал, что, может, и в этот раз, даст Бог, все обойдется. Почувствовав себя несколько уверенней, конюший продолжил:

– И, вдруг, вижу, поодаль, на расстоянии в полверсты наша тройка. Не убежали черти, далеко. Это все Хмурый сотворил, знатный жеребец. И вишь, не сходит с места, будто ждет меня, чтобы повиниться за то, что под чужой рукой сперва пошел, – с неподдельным чувством гордости за жеребца заметил Семен. – Я так думаю, Ваша светлость, что с самого начала из-за холода и метели не учуял он чужого человека, а когда пошел полегоньку, уловил, золотой мой, что кучер чужак. Какое-то время он, видимо, еще раздумывал, ушами водил, разрази его гром, а как стал вор покрикивать, да подгонять, Хмурый тут-то и закрутил им круговерть на мосту, да так, что оглобли пообломал, видать, хотел разбойников в реку скинуть. Сообразительный, не зря я его определил запрягать в корень. Воры же, почуяв беду и поняв, что дело худо, пустились наутек. Хорошо, что я в приказ пошел без промедления. А дальше, дело пустяковое, сбегал я за мужиками, да с ними почти засветло с работой справились. Вытащили карету на дорогу, дверь оторвавшуюся навесили, оглобли подправили – и будь здоров, езжай себе! – не без гордости заметил конюший.

– Славно, братец. Не зря я с утра в хорошем расположении духа. Да тут и весть приятная подоспела. – Князь Василий Васильевич был искренне рад, что конюшему удалось разыскать лошадей и карету. – Да разве может весть добрая случиться, чтоб тут же и не омрачиться, говаривал мой батюшка! Что ж, говори все, начистоту.