Риза Господня

Конюший перекрестился, отвесил поклоны князю, да так, чтобы тот слышал беспощадные удары лбом об пол, затем ловко вскочил на ноги и сделал несколько шагов в направлении стола. На почтительном расстоянии от князя Семен остановился и замер. Как и несколько секунд назад, он вновь затаил дыхание. Ему изредка удавалось наблюдать, как хозяин пишет послания и письма. Диковинные кружочки, крючочки, палочки, благодаря каким-то необыкновенным движениям правой руки, выстраивались друг к другу, украшались вензельками, петельками, скобками и точками, превращаясь в бегущих слева направо неизвестных зверушек. Семен сколько ни пытался, не мог понять того, как самые разнообразные человеческие чувства, события жизни, государственные дела могут помещаться на куске выделанной шкуры. Он не раз видел, как в монастыре монах Макарий кистью проявляет образы на досках. Но чернец сам признавался Семену в том, что в писании икон сам Спаситель водит его руку, что Господь всякий раз его вразумляет и наставляет. А в писании букв совсем другое дело. И хотя гусиным пером сегодня владеют многие приказные люди, но вот как это чудо творится, конюший, сколько ни старался, никак не мог уразуметь. В тупик его ставил тот факт, что любой человек, который умел в этих кружочках, крючочках, палочках разбираться и заведомо незнакомый с каким-то важным событием, обыкновенно посмотрев на них всего несколько минут, начинал расспрашивать посланца, да так, как будто сам был очевидцем происшедших за многие сотни верст событий.

Первый раз свидетелем чуда Семен стал шесть лет тому назад. Тогда, через несколько дней после смерти в плену старшего Голицына, молодой князь отправил его, Кольцова, с посланием к игумену Белгородского Николаевского мужского монастыря. Старец-настоятель всего несколько минут посмотрел на послание, а расспрашивал целый час, да так, будто сам провел рядом с умирающим князем последние часы его жизни. И в дальнейшем такие чудеса случались не раз. Молодой, в расцвете лет мужчина не переставал удивляться чудодейственной силе свитка с кружочками, крючочками и палочками, но никогда не позволял себе без разрешения на них взглянуть. Но каждый раз, когда конюшему предлагалась награда за доставленное послание, просил лишь об одном: разрешить ему прикоснуться пальцами к загадочным и таинственным буквам. Особый восторг у него вызывали заглавные, иногда писанные красной краской буквы. Ему казалось, что они похожи на храмы, возвышающиеся над городами, крепостями, слободами, нарисованными с помощью обычного гусиного пера.

– Иди, позови княжну Наталью Васильевну, – приказал Кольцову князь. – Да передай, пусть сразу оденется потеплее да поторжественнее.

И с чувством досады и обиды на конюшего за нарушенный неприятным происшествием покой прикрикнул:

– Исправлять дело надобно. К князю Ивану Васильевичу Чернышеву отправляю вас с извинениями моими и мольбой о прощении. Самому мне к нему идти на поклон следовало бы, да времени у меня не осталось. К государю и Патриарху Филарету подобает в таких случаях прибыть и повиниться.

Несколько секунд помолчав, он великодушно заметил:

– А ты говоришь, ни царапинки не досталось! Смуты наделали сколько воры-разбойники. Следует это дело по полочкам разобрать, а государей Михаила Федоровича да Федора Никитича успокоить перво-наперво.

Семен не раз слышал, как молодой князь Патриарха Филарета государем называет, и поэтому слова Голицына не вызвали у него недоумения. Кольцов, заметив, что князь принялся выводить волшебные буквы, направился к княжне Наталье Васильевне в девичий терем.

Василий Васильевич остался наедине с тяжелыми думами. Поставив подпись «Голицын» и украсив последнюю букву замысловатым вензелем, он встал из-за стола и направился в дальний угол палаты, отгороженный глухой бревенчатой перегородкой с массивной дубовой дверью посередине. Голицын любил уединяться в этой невидимой с первого взгляда и недоступной для посторонних небольшой комнатке, украшением которой был необычайной красоты иконостас с иконами Спасителя, Пресвятой Богородицы, святых апостолов и преподобных, а также золотой подсвечник на высокой серебряной ножке. Справа от входной двери была устроена лавка и полка, заполненная до отказа книгами. Здесь были и древние летописи, передававшиеся по наследству, и деревянные книги из липовых дощечек, с резанными писалом текстами, сохранившиеся еще с давних времен, и книги Священного Писания из монастырей, купленные Голицыными за последние два века, и множество других ценных книг, привезенных в разные времена из Византии и Европы. Особо Голицын ценил Священное Писание в золотом окладе, сотворенное монахами по специальному заказу отца и подаренное им ему, Василию, на восемнадцатилетие. Рядом с лавкой, вскоре после смерти отца, молодой князь установил большой дубовый кованый, затейливо расписанный искусным мастером, сундук. В нем он хранил свитки с письмами, посланиями, свои записи и важные царские грамоты, а также владельческие документы, подтверждающие права на огромные вотчины Голицыных.