Рижский редут

Бессмертный улыбался – вот наконец и явились, один за другим, ответы на некоторые из его любимых задачек.

– Теперь мы видим, что вина ваша невелика, – сказал он Эмилии. – И хватит про этот вечер. Давайте лучше вспомним другой, когда пану Жилинскому удалось пройти через театр во двор и вызвать вас на свидание. Я хочу понять, почему вы оказались в столь бедственном положении.

– Я не знаю, – отвечала она. – Он действительно вызвал меня на свидание в театр, но я отчего-то боялась… Мы встретились во дворе и не успели словом перемолвиться, как на нас сверху упал человек и стал меня хватать непристойным образом! Я еле вырвалась!

– При встрече этот человек принесет вам свои нижайшие извинения! – тут же пообещал я, представив Сурка с этими извинениями на устах.

Бессмертный как-то нехорошо на меня покосился.

Эмилия описала то, о чем мы и без нее знали: она прижалась к стене и, пропустив мимо себя Сурка и Артамона, выскочила во двор. Она слышала разговор Штейнфельда со Шмидтом и пришла в ужас: если они пойдут ругаться со сторожем Фрицем или же Фриц будет изгнан из театра, потеряв столь милую его сердцу должность, то всей Риге станет известно, что девица Эмилия Штейнфельд тайно встречалась с каким-то приблудным поляком! Решив не дожидаться неприятностей, она вздумала сбежать к какой-то тетке, статочно, выдуманной.

Это изобретение Эмилии не выдерживало никакой критики. Скандал – он и есть скандал, она разве что избежала пары крепких оплеух от брата-ювелира. Скорее всего, Жилинский сманил ее бежать с ним, лелея планы избавиться от свидетельницы его безобразий самым простым способом. Кинжалом он, как мы уже знали, владел отменно.

А дальше пошла какая-то невнятица. Эмилия пыталась объяснить нам, что вышла на Малярную улицу через ювелирную мастерскую, оставив там дверь открытой. А в мастерской ночевали подмастерья, Клаус и Герхард, которых суматоха во дворе разбудила. Вряд ли они скоро угомонились и заснули, летняя ночь – короткая, и Эмилия сбежала затемно.

Может быть, Бессмертный еще и потерпел бы немного это вранье, но я более не мог.

– Я знаю, что вы покинули театр через тот ход, который ведет к «Лавровому венку», – сказал я. – Именно так пробирался в театр Жилинский, его научила покойная Катринхен, а кто научил ее – одному Богу ведомо. Вы полагали, что эту тайну нам никто не выдаст. Вы ошиблись, фрейлен! Мы знаем про этот ход. И, сдается, именно там вас хотел убить, но всего лишь ранил Жилинский. Я могу сказать и причину – вы слишком много о нем знали. Он усыпил вашу бдительность, рассказав вам о драгоценностях, чтобы герр Штейнфельд мог на них претендовать и вознаградил вас за ваш милый донос.

– Так, Морозов, – одобрительно сказал Бессмертный. – Именно так и было.

– А после переполоха, который устроили мои друзья Вихрев и Сурков в театре, вы стали для Жилинского просто опасны. Он мог плести интриги лишь до того времени, пока в них не вмешались русские офицеры, за спиной которых вице-адмирал Шешуков и начальник военной полиции де Санглен!

– Вы и сейчас безмерно его боитесь, – перебил меня сержант. – Если бы вы могли, то бежали бы отсюда и не остановились до самой Вестфалии или Саксонии. Ваша рана не столь опасна, как вы стараетесь показать. Вы с перепугу позволили взять себя в дом на Большой Песочной. Женщина, которая вас приютила, знала, с кем имеет дело. Она поила вам опиумной настойкой, чтобы вы оставались на месте. Вы нужны были ей как свидетельница. А теперь мы продолжаем начатое ею дело! Теперь мы идем по следу Жилинского и человека, которого вы, как я полагаю, видели в театре в обществе Жилинского. Его имя – Арман Лелуар. Но вам его, видно, представили иначе.

– Я не понимаю, о чем вы говорите! – взвизгнула она.

– Отлично понимаете, – продолжал Бессмертный. – Вы встречали этого человека в театре, где вели с паном Жилинским чувствительные разговоры. И в ту ночь, когда на вас свалились из окошка господа офицеры, вы, дождавшись тишины, отправились со своим имуществом в театр. Очевидно, Фриц не догадался после переполоха закрыть дверь, или же, что вероятнее, он запер ее, а Жилинский отворил для вас. И вы направились в сторону хода, причем Жилинский торопил вас и всячески сбивал с толку.

– Он опасался своих врагов!

– Вы шли в темноте и уже должны были выбраться на Известковую улицу, когда Жилинский схватил вас за руку, чтобы развернуть удобным для себя образом. Вы рванулись, и во мраке удар его ножа не был верен. Вы упали – а он умчался прочь! Ему нужно было, чтобы вы отдали Богу душу у самых дверей, ведущих к спасению! Разве не так?

– Это был не он! – отвечала Эмилия. – Это был другой, тот, кто стоял у выхода! Я шла первой!

– Кстати, и это возможно, – сказал я. – Паны галантны до чрезвычайности. Он действительно мог пропустить даму вперед.

– Этот удар предназначался ему! – вокликнула Эмилия.