Рижский редут

– Но все же, – продолжал я, – хотелось бы мне догадаться, что именно желала рассказать Анхен в тот злополучный вечер…

– А тут гадать не надо. Попробуйте пустить в ход логику. Анхен вряд ли знала приятелей Жилинского хотя бы в лицо. Если бы она просто увидела его случайно на улице или на рынке, то отложила бы разговор с вами до примирения, в этих сведениях не было ничего спешного. Стало быть, она увидела Жилинского в обществе человека, которого знала, и это ее обеспокоило. И кто бы могла быть сия особа?

– Эмилия?

– Похоже на то. Не забудьте, что эта фрейлен старается себя выгородить. Анхен сознавала, насколько важно знакомство Эмилии с Жилинским для раскрытия преступления, поэтому она пренебрегла ссорой и отправилась вас искать. А Жилинский припугнул Эмилию тем, что Анхен расскажет частному приставу Вейде, как встретила их воркующими на манер двух Лафонтеновых голубков. Вот все и сложилось в цельную картинку.

Я вздохнул. Все это было очень печально.

– Оставайтесь здесь, – сказал Бессмертный. – Я обо всем договорюсь. Здесь вы хоть сможете утром умыться, как полагается воспитанному человеку.

– А разве мы не пойдем сейчас в театр?

– Нет, не пойдем. Почему? Потому, что нас всего двое. Мы можем спугнуть Жилинского и его дружка-француза, а изловить их не сможем. Да и они не настолько глупы, чтобы сидеть в театре безвыходно.

– Как же быть?

– Дождаться завтрашней ночи. Только и всего, Морозов.

– Вы полагаете, завтрашней ночью они оба непременно придут в театр? Откуда такая осведомленность?

– Я полагаю, что завтра вместе с нами будут друзья ваши, Вихрев и Сурков. Я отправлю им записку с казачьим бекетом.

Глава двадцать пятая

Моих драгоценных родственников можно было только пожалеть. Мало им вахт у берегов Даленхольма, так еще и Бессмертный втянул их в опасную игру под названием «Охота на незримых лазутчиков Бонапарта». Отказаться же не представлялось возможным.

Я лишь на то надеялся, что скоро приедет Розен, и Бессмертный передаст ему все, что мы узнали. Затем пусть военная полиция сама охотится за шпионами, а моряки исполняют свои прямые обязанности. Оставалось потерпеть совсем немного, менее недели.

С Розеном я связывал и другие мечтания. Мы передали бы ему и томящуюся в лазарете Эмилию Штейнфельд, а он, устроив ей официальный допрос, получил бы показания, подтверждающие мою невиновность в убийстве Анхен. Что же касается невиновности в убийстве Катринхен – тут следовало отыскать наконец подлеца Яшку и узнать, кто научил его вранью. Сердце мое чуяло, что и тут мы обнаружим красавчика-поляка, которого его возлюбленные знали под именем Тадеуша Жилинского.

Переночевав в лазарете, в комнатке своего приятеля-фельдшера, я там же и позавтракал. Потом прикинул, как распорядиться временем, что оставалось до возможного прибытия Артамона и Сурка.

Бессмертный сказал, что назначит им встречу в нашем любимом погребке у доброго Ганса. Поскольку они не могли явиться в точно назначенный час, то срок определили так: от десяти до одиннадцати часов ночи. Собравшись там, мы должны были идти к будке Ивана Перфильевича и ждать там Бессмертного, присматривая тем временем за театром: нет ли хоть малейшего проблеска света в окнах, не бродят ли вокруг подозрительные личности. А также наблюдать за тем забором, о котором рассказала Эмилия, – не проскакивает ли кто в тайную калитку.

Я решил потратить день на охоту за приказчиком Аввакумом, который несомненно знал, где прячется Яшка. Я побывал и в Петербуржском предместье, и в Московском. Вспомнив давнее свое изобретение, я приступался к староверам с мольбой: пусть-де помогут отыскать человека, у которого я еще до пожара брал деньги в долг. Они мне явно не верили, видно, не тот человек был Аввакум, чтобы ссужать деньгами еретиков.

Как выяснилось потом, я совершенно зря тратил время. Если бы я прямо адресовался к Агафону Ларионову, то получил бы прямой и очень приятный для меня ответ. Но именно туда я и боялся соваться.

Наконец наступил вечер, и я поплелся в погребок.