Robbie Williams: Откровение

Как же я мог ответить? Если б я сказал, что это смешно, или что это глупо, или что это странно, а Робби просто стоит повзрослеть, то я бы в любом случае выглядел дураком каким-то. Если б я всерьез выразил свое разочарование тем, что изображение моего сына расшаривается — его бы стали расшаривать и фотошопить. И я бы тоже стал мемом следующей недели… Я сменил фото на своем сайте, поставил более позднюю, где мы с Оскаром примерно так же позируем. Снова в окружении музыки. Сыну сейчас четыре года. Вот то, что после этого я его не съел — это был мой (молчаливый) ответ.

Потом Суитмен переходит к тому, что хотел сказать.

Я хорошо помню один важный момент того вечера. Я хотел его упомянуть тогда, мало того, мне не верится, что его никто не заметил. Я имею в виду страстную речь Робби Уильямса в середине концерта, в которой он описал, как чуть было не отнял камеру у кого-то, кто собрался сфотографировать его детей. Он даже хотел разбить фотоаппарат. Потому что, верно: нет ничего более значимого для Робби Уильямса, чем его дети. Никакие наркотики, виллы и легковозбуждаемая публика — ничего даже близко. Именно дети — вот они-то главное. Они для Робби самое главное. И он, блин, рехнулся бы, если б кто-то стал бы распространять картинки, на которых его плоть от плоти, его родные кровиночки. Он рассказывал ради поболтать с публикой, как-то ее растрогать, а у самого ком к горлу подступал. Аудиторию прям прорвало. Вздохи. Тот самый Робби Уильямс. Хороший парень, немного простоватый, хамоватый слегка, но, елки-палки, детей-то своих любит. Понимает, что такое хорошо и что такое плохо.

* * *

Роб, разумеется, увидел текст Суитмена. И, конечно, безотносительно того, насколько был оправдан тогда гнев Роба и безотносительно новых подковырок Суитмена, Роб уловил тут главное.

«Я написал ему имейл, — говорит Роб, — от отца к отцу. Написал там: „Когда я прочитал „День, когда Робби Уильямс опубликовал фотографию моего сына“… у меня упало сердце… Вот как под золпидемом я ничего хорошего с амазона не заказываю, так же в гневе я выбираю не лучшие слова и действия. И за это я прошу прощения у тебя, твоей жены и Оскара“».

Он ответил?

«Ага. Написал просто: „За это спасибо“».

* * *

Июнь 2013 года

В самолете на Дублин он чувствует себя отлично.

«Никогда так не было, — говорит он, имея в виду время перед первым концертом длительного турне. — Никогда не бывало такого „а давайте это сделаем!“ Всегда было…» он изображает на лице жалкое выражение паники, страха, отчаяния.

Не сказать, что он не всегда ищет, на что отвлечься. В дублинском отеле в своем номере он находит на YouTube одно телешоу под названием «Игра-приключение» с ведущей Мойрой Стюарт; весточка из детства. «Лет в девять-десять любимая моя передача была, — комментирует он. — Помню, мама легла в больницу с бурситом, воспалением сустава, звонит домой, а я ей говорю: у меня как-то получится отойти? Просто моя любимая телепередача уже начинается. Ну мне и досталось. Как никогда». Он еще немного смотрит программу. «По определенным причинам это было лучшее в моей жизни на тот момент. То, что надо».

* * *