Robbie Williams: Откровение

В начале сентября я смотрю, как Роб два дня раздает интервью — в качестве начала промо-кампании альбома Reality Killed The Video Star и первого сингла с него, «Bodies». Когда доходит до таких разговоров, ржавчина опадает довольно быстро.

Он отвечает гонгконгским журналистам, которые спрашивают про новый альбом: «Ну, для меня обычное дело такое: сперва я выступаю в стиле ах, не очень-то я себе и нравлюсь. В следующих песнях — ах, люблю себя! Ну такая довольно стандартная роббиуильямсовская штука…»

Датчанам на вопрос о том, как он делает то, что делает, он отвечает вот что: «Эго проявляется множеством разных способов у множества разных людей. У меня — в действии. У меня под кожей нежный толстый неуверенный тринадцатилетний. Думаю, у каждого внутри такой толстенький тринадцатилетний сидит».

Бельгийцам на вопрос о долгом отпуске: «Ну я такой: все, завязываю с этим бизнесом! Мне просто нужен был сон и обнимашки».

Итальянцы спрашивают, существует ли, по его мнению, Иисус: «Я не знаю, правда. Не сказал бы что нет. У меня вообще тату с ним на предплечье. Я вообще большой фанат Иисуса, был ли он на самом деле или нет. Я большой фанат Супермена, а его не существует».

Он вещает Ирландии, которая спросила его про стиль игры в покер: «Робби „Ва-банк“ Уильямс. Я ответил? Никогда, блин, не выигрываю, но иду ва-банк».

Аргентина спрашивает, что было б в его идеальном мире. Ответ: «Там изобрели бескалорийные пончики. С такой штукой мир был бы идеальным. Для меня точно. Представляю себе торт без калорий, но с таким вкусом, как будто калорий там немеряно. Вам, наверное, нужно „конец насилию“, „нет войне“, „остановить страдания“ — это оставьте. Только дайте мне торт, от которого я не буду жиреть».

Бразилии, спрашивающей про Бога, он отвечает: «В эту минуту я вот кто: я атеист, но когда дерьмо попадет в вентилятор, я самым первым упаду на колени».

И — Мексике, про издержки популярности: «Это, конечно, только издержки, если к ним так относиться. А я к ним именно так и отношусь».

* * *

И, наконец, пришло время, когда он должен петь.

Исполнение песни «Bodies» на «X Factor» — первый серьезный пункт продвижения на телевидении, возвращение Робби Уильямса из затворничества. Роб уже взволнован, трясся несколько дней. «Я просто раздавлен, — говорит он. — Тебе как будто лопатой по затылку незнамо за что. А девушка твоя ближайшие сутки будет твердить „все ok“».

В основе его волнения — страх, что он не сумеет выступить так, как раньше. У него уже появилось это чувство — когда они снимали клип на «Bodies» в пустыне Мохаве, и ему надо было станцевать на крыле старого самолета. Он изображает внутренний диалог себя со своими конечностями: «Ты что творишь? Сюда! Делай так! Поворот… Вертись, это круто смотрится… руки на груди… так… на колени… на колени и на камеру… делай, как Джей Зи…»

Все это ощущалось совершенно неестественным. «Люди говорят, это как на велосипеде ездить, — делает он вывод. — Нет, совсем не так». Он даже придумывает всякие странные теории — почему такое могло произойти. Может быть, раньше его исполнением двигало желание секса, а теперь, с постоянной подругой, оно поуменьшилось? Но по-настоящему он в эту версию не верит. «Хотел бы я иметь хоть какой ответ, — говорит он, — просто знать чтоб, почему так».

Вечером за день до шоу он разволновался до такой степени, что все откладывал визит одного друга, который недавно понес тяжелую утрату. В конце концов решает, что вообще не готов ехать. (Друг ответит мейлом, заметив, что у Роба явный рецидив.) Но сам день начинается идеальным спокойствием. В лондонской квартире, где они с Айдой временно проживают, когда он в городе, он поглощает ланч: ребрышки из пакета Sainsbury, затем куриные грудки (обмакиваются в чашу со сливочным майонезом). В это время отец показывает ему аэрофотосъемку мест, где он вырос — из вклейки в местную стокскую газету. В середине дня его на вэне везут в студию в Умбли, где снимается «X Factor». Он смотрит репетицию Александры Берк, затем болтает с ней и Дермотом О’Лири. Вернувшись в гримерку, он читает какой-то таблоид, напевая себе под нос «Bodies», которая у него чудесным образом перетекает в «Don’t Go Breaking My Heart» Элтона Джона. Говорит, что ему уже лучше, спокойнее. Когда он выходит на сцену репетировать, то во время первого прохода он просто чувствует вхождение в песню, а вот во второй прогон он уже придумывает, что делает, и появляются изящные движения, примерная хореография. К третьему — финальному — прогону он уже знает свой план. Выглядит это хорошо: очень собранно и под контролем.

«Это как ящик Пандоры, — замечает его отец, глядя с нескрываемой гордостью. — Все сыграет. Как все наши вчерашние дни».