Роберт Капа. Кровь и вино: вся правда о жизни классика фоторепортажа…

«Смерть республиканца», подлинная или ненастоящая, в конечном счете является свидетельством определенной политической ориентации и идеализма Капы. И оба этих качества подвергнутся серьезной проверке в предстоящих сражениях «войны страстей». В скором времени он придет к тому, с чем неизбежно сталкиваются все люди, достаточно близко подошедшие к «романтике» войны: к испытанию жестокостью и безумием и к смерти иллюзий.

Одно можно сказать определенно: публикация «Смерти республиканца» ознаменовала собой точку невозврата. Появление этой фотографии стало гарантией того, что мир навсегда запомнит Эндре Фридмана как американского фотографа Роберта Капу – человека настолько решительного, настолько намеренного погрузиться в гущу войны, что он готов снимать даже момент смерти человека.

6. «La Peque~na Rubena»

Когда думаешь обо всех этих прекрасных людях, которых мы оба знали и которых убили… появляется абсурдное чувство, что как-то несправедливо быть живым.

Герда Таро, 9 июля 1937 года[87]

Рассвет 18 сентября 1936 года Капа и Герда встречали среди толпы фотографов и журналистов, собравшихся у Алькасара в Толедо. Точно в 6 часов 31 минуту раздался сильнейший взрыв, который разрушил крепость и потряс весь город, но не помог выбить из развалин осажденных мятежников. Немецкий фотограф Ханс Намут вместе с Капой и Гердой наблюдал, как республиканские войска атаковали Алькасар, но были быстро отброшены. «Мы [видели], как они поднимаются по крутому холму, – писал позднее Намут. – Мы [видели], как кто-то погиб под огнем. Совсем рядом с нами проносили раненых, так что их кровь капала на наши ботинки. Мы [смотрели] в белые глаза мертвых, мы почти оглохли от шума гранат и взрывов динамита»[88].

Потрясенные и удрученные, Капа и Герда покинули Толедо. 30 сентября двухмесячная осада была снята, Франко разгромил республиканцев и захватил город. Падение Толедо стало для мятежников огромной и пропагандистски важной победой и открыло им путь на Мадрид, расположенный в 65 километрах к северу от Толедо. В тот день, когда пал Алькасар, генерал Франко, который был назначен главнокомандующим повстанческими войсками, выступил с заявлением: «Планы обороны Мадрида? Не смешите. Мы дойдем до него быстрым маршем, сокрушая любое нелепое сопротивление».

Герда и Капа к этому времени уже перебрались в столицу и вместе с испуганными горожанами ожидали, когда Мадрид будут атаковать силы Франко. Примерно в это же время в местечке к северу от Мадрида Капа познакомился с талантливым молодым немецким писателем Густавом Реглером, который в то время был политкомиссаром 12-й Интернациональной бригады под командованием яркого и обаятельного Мате Залки, венгерского писателя, известного также как генерал Лукач[89].

Реглер тогда подумал, что Капа похож на цыгана и выглядит моложе, чем на самом деле (через несколько недель ему исполнилось 23 года). По его словам, Капа присоединился к 12-й Интербригаде, когда она направлялась к реке Мансанарес, где, как говорили, концентрировались другие республиканские силы, готовые защищать Мадрид от первого мощного удара Франко. В полной темноте они пробирались через ничейную полосу, заросшую кустарником, который прихватил мороз, но, когда добрались до реки, обнаружили около нее пустые окопы. Реглер был потрясен: «Мадрид беззащитен перед атакой, как лань, которую преследуют охотничьи собаки»[90].

При возвращении в штаб-квартиру Лукача Капа впервые попробовал на вкус ужасы войны. «Молодой человек [Капа], – вспоминал Реглер, – пугался снарядов, которые со свистом пролетали над нами и взрывались далеко в стороне. Позже он попросил разрешения переодеть брюки, заметив с юмором, что это его первое сражение и что кишечник у него оказался слабее ног».

Во время этого первого для него боя Капа сделал еще несколько полезных наблюдений. Оказывается, даже его небольшой рост (173 см) все-таки был на несколько сантиметров выше того роста, который позволял выжить при сильном обстреле. Так что лучший способ сохранить в этих условиях свою голову состоял в том, чтобы прижаться к земле, а еще лучше – заползти на дно глубокой воронки. На линии фронта молчание действительно было золотом: на переднем крае даже на произнесенное шепотом слово hola (привет) нередко прилетал ответный «привет» в виде пули снайпера. Оказывается, на войне в голове у человека оставалось только то, что происходит сейчас, в этот миг, а инстинкт и подсознание полностью вытесняют субъективные эмоции и мысли. Вместе с тем, как потом отмечали многие военные фотографы, адреналин, полученный в разгар боя, может вызвать исключительно сильное привыкание.