Робеспьер

Робеспьер. Печальная необходимость! Не думай, Леба, что я не страдаю. Я жажду избавиться от этого бремени. Когда же нам будет дано положить конец террору?

Кутон. Только террором можно прекратить террор.

Кутона увозит в кресле Симон Дюпле. Робеспьер и Леба остаются одни.

Робеспьер. Ты опечален, друг? Ты нас осуждаешь?

Леба. Нет, меня смущают не нарушения закона — это допустимо во имя общественного спасения. Кутон прав: законы — творение человека, он их создает, он же их отменяет. Пока Революция не завершена, меняются и законы, еще не настало время их закреплять. Но наступит час, когда державный облик нового, наконец установленного строя воплотится в законе, и тогда закон станет неприкосновенным. Не буду возражать и против вашего желания порвать с крайними партиями — вам виднее все их интриги. Равно нет у меня охоты сожалеть о судьбе этих грабителей, скорее меня тревожит то зло, что они могли вам причинить. Меня огорчает другое, Робеспьер, — позволь доверить тебе мысли, которые уже давно меня гнетут. Я вижу, как Революционный трибунал посылает на эшафот без разбора вместе с хищниками много невинных (тебя коробит это слово?), несознательных людей, слабых и безобидных созданий, женщин и детей... Максимилиан! Неужели ты допустишь, чтобы завтра осудили на смерть Люсиль Демулен?

Робеспьер(судорожно сжимает руки, лицо его выражает страдание). Не напоминай мне о том, что терзает мне сердце. Несчастная женщина! Ты думаешь, я не хотел бы ее спасти?

Леба. Как? Хотел бы и не можешь? Так скажи об этом по крайней мере, заяви, что ты этого хочешь.

Робеспьер. Неужели я не спас бы Демулена, если бы мог? И тем более его подругу! Ах, Леба, ведь я их поженил, я держал на руках их ребенка. Я не из тех, кто забывает прошлое. Поразив друга, я ранил себя. Но разве ты не видишь того, что отлично видят они, не видишь, что именно этой казни они и добивались.

Леба. Кто они?

Робеспьер. Мои коллеги по Комитетам. Они выслеживали меня. Они отлично поняли, где мое уязвимое место. Чтобы вырвать у них смертный приговор Эберу и Ронсену, я принужден был выдать им нашего неосторожного болтуна, опьяненного своим красноречием пустозвона, который играл на руку всей замаскированной реакции. Сделать исключение — значило бы поколебать столь необходимое Республике доверие народа, который встревожен беспрерывными предательствами. И так уж завистники стараются подорвать доверие ко мне, распуская слухи о моей нерешительности.

Леба. Когда карают таких, как Демулен, — я это понимаю. Эти бессовестные болтуны, сами того не сознавая, приносят вред в порыве оскорбленного самолюбия. Мы, мужчины, обязаны нести ответственность за свои ошибки, даже за опрометчивые поступки. Но — женщины? Неужели нельзя держать их в стороне от наших кровавых столкновений?

Робеспьер. Они сами завоевали право в них участвовать после удара кинжалом Шарлотты Корде.

Леба. Что общего у Люсили с этой помешанной?

Робеспьер. «Нина от любви безумна...» Ты же знаешь, она замешана в тюремном заговоре.

Леба. Бедная заговорщица! Она старалась хоть чем-нибудь заглушить свое отчаяние.

Робеспьер. Она убила бы всех нас, если бы могла. Я понимаю ее и жалею, но ничем не могу ей помочь. Она подкупала наемных убийц.

Леба. Это пахнет предательством, ей поставили западню.

Робеспьер. Может быть, но она попалась в нее. И теперь уже немыслимо ее спасти. Чем больше сочувствия я к ней проявляю, тем яростнее они стараются ее погубить. А потом будут порицать меня же за бесчеловечный приговор — такова их двойная игра! Стоило мне отозваться с уважением о юном Гоше (ты его знаешь), стоило ему выказать мне свою преданность, как он стал мишенью для ожесточенных нападок Комитета. И даже Сен-Жюст на их стороне.

Леба. Гош и в самом деле самонадеян, заносчив, ни с кем не желает считаться.

Робеспьер. Пусть так, он молод, горяч. Республика не настолько богата талантливыми генералами, чтобы не дорожить такими, как Гош... И все-таки придется принести его в жертву, не то меня обвинят, будто я окружаю себя преторианской гвардией. Остерегайся дружить со мной, а то и тебя заподозрят.

Леба. Отчего же ты не порвешь с негодяями, которые завидуют тебе и порочат твое имя?