Робеспьер. Еще не время. Мы должны быть едины, таково веление Революции. Сам же ты сейчас призывал нас к единению. Видишь теперь, как нелегко быть в союзе даже с теми, кто слывет и кого я сам считаю, несмотря на личную неприязнь, самыми истыми, самыми стойкими республиканцами. За любое совместное решение несут бремя ответственности все сообща, хотя бы совесть того или иного возмущалась и скорбела. Я беру на себя ответственность за все постановления Комитета, и долг повелевает мне все их отстаивать, не отрекаясь ни от единого слова. О счастливое время, когда я выступал один против всех, одинокий перед лицом враждебного собрания! Теперь, когда в моих руках власть, я не менее одинок, но гораздо менее свободен...
Уже несколько минут из-за стены налево доносятся юные женские голоса и веселый смех. Леба становится рассеянным, прислушивается. Робеспьер улыбается.
Робеспьер. Да ты меня не слушаешь. То, что говорят за стеной, интересует тебя гораздо больше.
Леба
Робеспьер
Уходят.
Тут же занавес подымается снова.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Комната дочерей Дюпле, в глубине двора, во втором этаже. Окно выходит в сад женского монастыря «Непорочное зачатие». На сцене Элеонора, Элизабета и Анриетта — сестра Леба.
Элеонора
Элизабета. Да, мне становится тяжело таскать этого постреленка. Я едва доплелась; хорошо, что милая Анриетта поддерживала меня. Я несла одного, а ей-то приходилось тащить на себе двоих.
Анриетта. Вот лгунишка, это она торопила меня. Я не могла угнаться за ней.
Элеонора. Ты бежала бегом? Зачем было так спешить?
Анриетта. Чтобы догнать своего сокола.
Элеонора. Мужа? Его здесь нет.
Элизабета
Элеонора. Он приходил и ушел.
Элизабета
Элеонора. Он вернется. Он не думал, что ты придешь так рано. Тебя ждали только к ужину.
Анриетта. Не успел Филипп уйти, как она потащила меня вслед за ним.
Элеонора. И не стыдно тебе так гоняться за мужчиной?
Элизабета. Нет, не стыдно. Он мой.
Анриетта. Можно подумать, что у тебя его отбивают.
Элизабета. Еще бы! Конечно, отбивают.
Анриетта. Кто же?
Элизабета. Все! И Конвент, и Комитеты, и армия, а главное — Максимилиан... Все, все! Отнимают на недели, на месяцы и даже когда он здесь, в моих объятиях, когда я держу его крепко, они не могут оставить его со мной даже на день, на целый день. Я, наконец, похищу его и спрячу, да так, что никто и не найдет.
Анриетта. Я краснею за тебя. Как тебе не стыдно?
Элизабета. А ты, моя скромница, моя душенька, лучше не задевай меня. Не то я скажу, кто из нас больше спешил и кого ты надеялась здесь встретить.
Анриетта. Элизабета, молчи, не смей!..
Элизабета
Элеонора. Его уже давно не видно. Не знаю, что с ним такое.
Анриетта. Какая ты злая, Элизабета! Я же просила не говорить о нем со мной.
Элизабета. Да я не с тобой и говорю.
Анриетта. Неправда! Ты не имеешь права читать мои мысли... И потом, теперь все кончено... Да и вообще между ним и мной никогда ничего не было.
Элизабета. Ты сама себе противоречишь: если никогда ничего не было, почему же теперь все кончено?.. К тому же ничего не кончено. И он тебя любит, и ты его любишь. Да, да, да, да!
Анриетта. Нет, нет! Он никогда меня не любил. А я разлюбила его... Все кончено.
Элеонора. Она плачет...